Роковая Роксана. Наталья Лакота

семейного почтенного мужчину, чтобы он не давал ходу своим чувствам… Неужели, даже в столице ходят сплетни обо мне? Старая дева, которая не смогла выйти замуж, разбивает семью!.. Заголовок, достойный пера господина Ронбери. Или кого-то, такого же злоязычного, как он. Но пока Ронбери будет писать не о Роковой Роксане, а о вас, милорд Бранчефорте.

      Я удовлетворённо кивнула и вскрыла следующее письмо. Оно отличалось от остальных. Из конверта высыпались сухие лепестки тёмно-красной, почти чёрной, розы, а на твёрдой картонной карточке было написано всего несколько слов: «Ваша красота должна жить вечно».

      Покрутив карточку и так, и эдак, я не нашла на ней ни подписи, ни печати, ни хотя бы каких-то знаков, чтобы понять – от кого она. Пожав плечами, я бросила письмо в общую кучу и взялась за следующее, когда за деревьями раздался шорох, и из-за ствола выглянуло чьё-то бледное лицо.

      От неожиданности я опрокинула свечу. Воск пролился на стол, огонёк потух, и комната погрузилась в темноту. Но зато сразу же раздался знакомый голос:

      – Не бойтесь, леди Роксана… – зашептал человек, подходя к самому окну. – Это я – Эмиль…

      – Боже, как вы меня напугали, господин Бэдфорд, – я прижала руку к груди, пытаясь успокоить колотящееся сердце. – Вы что здесь делаете? Вы потоптали все клумбы!

      – Простите, – сказал он виновато и взялся за подоконник, приникая к нему лицом. – Вы же знаете, зачем я здесь. Я не могу жить без вас, Роксана.

      – Не говорите глупостей, – ответила я ему шёпотом и оглянулась на Стеллу – не разбудили ли мы её. – И отправляйтесь домой, пока матушка вас не хватилась.

      – Вот не надо о матушке, – насупился он. – Я же сказал вам, что мне безразлично мнение семьи по этому поводу. Я люблю вас и…

      – Эмиль, – перебила я его решительно. – Вы моложе меня на семь лет. Я вам если не в матери гожусь, то в старшие сёстры. Я уже сто раз вам говорила, что между нами ничего не произойдёт, даже если ваши уважаемые родители не будут против. Поэтому идите домой и не портите мои цветы.

      – Разница в возрасте для меня ничего не значит, – пылко заверил он.

      – Зато для меня значит, – отрезала я, нашаривая на столе кресало и кремень. – Уходите, прошу вас. Иначе вынуждена буду позвать сторожа. И вас выставят отсюда, как вора.

      – Как бы я хотел быть вором, что украдёт ваше сердце! – выпалил он.

      Я как раз зажгла свечу и в её свете разглядела восторженную юную и чумазую физиономию в обрамлении взлохмаченных волос.

      – Боже, какой вы ещё ребёнок, – вздохнула я, потерев виски. – У меня голова разболелась. Спокойной ночи.

      – Никакой я не ребёнок! – обиделся он. – И если бы вы позволили, я бы вам это доказал.

      – Но я не хочу позволять, – я старалась говорить терпеливо, но терпения оставалось всё меньше. – Прошу вас разрешить мне жить жизнью по моему выбору.

      – Но эта жизнь – она не для вас! – он жадно пожирал меня глазами. – Я увезу вас из этого противного городка… Покажу вам мир… Слышите? Соловей поёт…

      В саду, и правда, завёл свою