Полуночный охотник. Мария Семёнова

заметил остатки сети на дереве и по-звериному оскалился.

      – Это не моя, – поспешно сказала Кайя.

      Ей становилось все страшнее. «Что же я наделала? – горестно подумала она. – Зачем я вечно лезу, куда не зовут? Как встанет да как растерзает меня! Или выпьет кровь…»

      Как назло, только сейчас смутно вспомнились страшилки о тунах-людоедах.

      А нелюдь, видно, понемногу приходил в себя. Кожистые веки снова приоткрылись. Птичьи черно-сизые глаза почти без белков оглядели ее – холодно и без малейшего признака благодарности. Кайя заметила, что в лицо ей тун едва взглянул, но скользнул быстрым взглядом по рубахе. «Хочет понять, какого я племени», – догадалась она.

      Тун приподнял голову, оглянулся… Пошевелил и встряхнул крыльями.

      И тут увидел череп на камне.

      Его лицо исказилось, глаза совсем почернели. Он резко повернулся к девушке и прошипел длинную фразу. Теперь было совершенно ясно, что тун не просто разгневан! Его и так жутковатое лицо уродливо исказилось от ярости и боли.

      Кайя сжалась в испуге.

      «Ох, боги, с какой ненавистью он смотрит! Чей это череп? Ведь он же не думает в самом деле, что это я?! Как объяснить ему, что я не враг?»

      – Это не моя ловушка! – пролепетала она. – Я не охочусь…

      Но ее возглас так и повис в воздухе. Тун вдруг поднялся, неестественно легко, как призрак. Косматой тучей склонился над камнем, взял в руку череп и что-то зашипел, будто требуя от мертвой головы ответов…

      «Не так уж он и ослаб! Пока он меня не убил… что делать?!»

      Кайя открыла рот – и прикусила язык. Все равно тун не понимает ее.

      «Языка сихиртя он не знает… А как насчет саами?»

      Кайя неплохо знала этот язык, родственный языку сихиртя. Акка Кэрр была урожденной саами, хоть и давно бросившей свою родню. В детстве Кайя быстро научилась понимать ее. Впрочем, сама говорить толком не могла…

      Внезапно Кайя вспомнила песенку, что порой мурлыкала под нос Кэрр, глотнув сурянского зелья.

      Девушка вздохнула, взглянула в потемневшее от гнева лицо туна и дрожащим голосом запела:

      Яйцо, что было снесено ночью,

      Станет птицей шумным летом;

      Ребенок, сладко спящий в шкурах,

      Однажды станет мужчиной…

      Тун резко вскинул голову. Посмотрел на нее в упор. Кайе было показалось, что судорога гнева оставила его, и тут нелюдь снова оскалился.

      Кайя струхнула, решив, что тут ей и конец пришел. Но потом сообразила, что он улыбается.

      «А он красивый, – подумалось вдруг Кайе. – Жуткий… но красивый!»

      Она неуверенно улыбнулась в ответ.

      Тун встряхнулся, несколько раз раскрыл и сложил крылья. Кайя наконец толком разглядела его. Поначалу он показался ей просто человеком, вроде как даже одетым. На шее, на поясе и на челе нелюдя блестело серебро… Но тут в глазах зарябило, словно в глаз попала соринка. Кайя моргнула и увидела острую птичью грудину, когтистые лапы и тело, до самого горла покрытое перьями.

      «Он превращается!» –