Струны судьбы. Андрей Сергеевич Божко

и наступило утро, 4 апреля 2001 года. Часы показывали 6 утра, но я не чувствовал, что день начался. Всё вокруг казалось статичным, словно время застыло, не давая мне ни малейшего шанса сбежать от хаоса, который разрывал меня изнутри. Я лежал в кровати, смотря в потолок, и пытался осознать, что происходит. Каждая мысль была обрывком, каждая эмоция – словно тяжелый камень, который невозможно было сбросить. События последних дней всплывали перед глазами, накрывая волной отчаяния. Школа, обязанности, ежедневная рутина – всё это теперь казалось ненужным, словно выпавшим из моей жизни. Никто не мог заставить меня туда вернуться. Ни упреки, ни угрозы – всё это стало неважным. Страх, апатия, бессилие. Всё это смешивалось во мне, образуя холодный коктейль эмоций, которые невозможно было проглотить. Трагедия не оставляет места для логики. Она накрывает, как цунами, лишая ориентиров. Каждая минута того утра была пропитана пустотой. Такое ощущение, что даже свет за окном потерял свои краски. Мир, который казался таким понятным и стабильным, вдруг превратился в лабиринт без выхода. И я не знал, как жить дальше, как двигаться, когда каждый шаг давался с трудом.

      Время ускорилось, словно кто-то нажал на перемотку. Я даже не заметил, как стрелки часов дошли до восьми утра. Механически собрался, но внутри всё было опустошено. Состояние слабости и апатии, словно меня лишили всех сил. Мы договорились с бывшими одноклассниками встретиться во дворе Кости в 8:30, чтобы вместе направиться к его дому. Когда я пришёл, нас уже собралось около пятнадцати человек. Атмосфера была напряжённой, но никто не говорил лишнего. Вся компания молчаливо двигалась в сторону подъезда Кости, как будто понимала, что слова здесь бессильны. Подойдя к дому, мы увидели, что уже собралась толпа – человек сорок из его колледжа. Они стояли плотной стеной, не подпуская никого к подъезду. Всё казалось нереальным, как сцена из чужой жизни. В какой-то момент мы заметили движение. Через окна подъезда стало видно, как с пятого этажа аккуратно несут гроб. Это зрелище приковало внимание всех. Казалось, что время замедлилось, а звуки приглушились.

      Гроб спустили к подъезду и поставили на те самые табуретки, на которых он стоял в квартире. Толпа вокруг замерла. Никто не двигался, не шептался, не пытался пройти вперёд. Все были словно скованы цепями общего горя. Я стоял позади, стараясь осознать происходящее, но разум отказывался воспринимать эту реальность. Костя лежал в гробу, и это зрелище разрывало меня изнутри. Он напоминал безжизненную куклу, лишённую своих черт, своей энергии, своей индивидуальности. Его лицо было чужим, как будто это был совсем другой человек. Узнать его было почти невозможно. То, каким он был при жизни – ярким, живым, полным идей, – не осталось и следа. Для меня это было дикостью и шоком, ударом, от которого невозможно оправиться. Всё привычное, всё, что когда-то знал и считал неизменным, растворилось на глазах. За какие-то несколько дней, за считанные минуты, моя реальность перевернулась с ног на голову и потеряла всякий смысл. Всё,