Струны судьбы. Андрей Сергеевич Божко

взгляд метался между нами. Я срывался, тяжело дышал, мои руки всё ещё поддерживали голову Кости. Максим пытался что-то сказать, открыть рот, но у него словно отнялись слова.

      – Он… он… – начал было Максим, но замолчал, потрясённый происходящим.

      Сторож СНТ женщина подбежала к нам, но её движения были медленными, осторожными, как будто она боялась того, что видела перед собой – её глаза наполнились дикой смесью страха и шока.

      – Господи… да вы что наделали?! – почти выкрикнула она, хватаясь за голову.

      Её руки дрожали, губы беззвучно шевелились, как будто она пыталась что-то сказать, но не могла найти слов.

      – Это… это он… упал с трансформатора… мы пытались… – произнёс я, задыхаясь, словно каждое слово требовало невероятных усилий.

      Она вскинула руки, то ли отмахиваясь от реальности, то ли не зная, как ей быть дальше. Лицо её исказилось гримасой ужаса.

      – Что ты говоришь? Господи, это же… это же мальчишка! Как же так?! – её голос сорвался на крик, который эхом разнёсся по пустым улицам.

      Она, шатаясь, отошла на шаг назад, будто хотела уйти, но что-то удерживало её на месте. Секунды растянулись в вечность. Казалось, мир замер, впитывая весь ужас того, что случилось. Эта сцена словно запечатлелась в моей памяти: я, сидящий на земле, Костя, который уже ушёл, Максим, потерявший дар речи, и сторож, сжавшая голову руками, как будто могла таким образом сдержать поток мыслей и эмоций, захлестнувших её. Все это казалось сюрреалистичным кошмаром, который не мог быть реальностью. Однако реальность была беспощадной. В какой-то момент вокруг начали собираться люди: врачи из скорой, полицейские, все с каменными лицами, от которых веяло холодной отчужденностью. Они осмотрели тело, молча обменялись несколькими фразами и, словно по отработанному сценарию, запаковали Костю в черный мешок. Это зрелище окончательно выбило меня из реальности. Глаза, наполненные слезами, смотрели на то, как его, моего друга, моего брата по духу, погружают в машину, которая увезет его навсегда.

      Полицейский подошел к нам с Максимом, взглянул пристально, словно выискивая в наших глазах вину.

      – Руки за спину, – коротко бросил он.

      – За что?! – выдавил из себя Максим, но его голос звучал неуверенно.

      Он не ответил. Щелчок наручников эхом разнесся по пустым дачным улицам. Я не сопротивлялся, мои руки сами повиновались. В голове была пустота, только одно слово звучало: «Почему?» Нас посадили в старый, потрепанный УАЗик. Внутри пахло пылью и сыростью, на полу валялись окурки, как будто машина только что закончила перевозить подвыпивших задержанных.

      – Сидеть тихо, – бросил водитель, заводя мотор.

      Мы с Максимом переглянулись, но слов не было. Кажется, я даже не мог думать. Голова кружилась, мир сужался до замкнутого пространства УАЗика. Каждый поворот казался слишком резким, каждый звук двигателя – слишком громким. Это был не просто конец дня. Все изменилось, и я еще не понимал, насколько глубокими будут эти перемены.