Струны судьбы. Андрей Сергеевич Божко

новому, хотя это новое пока ещё не имело ясных очертаний. Эти перемены вдохновляли меня. Они говорили о том, что система, которая казалась непоколебимой, может быть разрушена. Начал видеть связь между внутренними изменениями, которые происходили во мне, и тем, как трансформировалась страна. Это было как отражение: мой внутренний мир искал свободы, и внешний мир начинал двигаться в том же направлении. Именно в этот период я осознал, что сопротивление системе – это не просто бунт подростка. Это было желание найти свой собственный путь, который не вписывался в заданные рамки. Эти поиски стали основой для формирования моей личности.

      90-е годы были временем противоречий. В школах ещё звучали отголоски советской системы, но улицы уже жили по законам новой эпохи. Я чувствовал, что нахожусь между двумя мирами: в одном правили порядок и стабильность прошлого, а в другом – хаос и борьба за место под солнцем.

      Родители старались защитить меня от этого хаоса. Они приучали меня к ответственности и самоорганизации, но это не всегда было легко. Вокруг меня бушевала жизнь, и порой мне хотелось быть её частью. Однако внутренний голос подсказывал, что мой путь лежит где-то в стороне от общей суеты. Я чувствовал, что не вписываюсь в этот подход. Внутри себя я был другим. Меня тяготила идея жить по шаблону, следовать общепринятым правилам только потому, что «так принято». Этот мир, где всё было расписано и предопределено, вызывал у меня протест. Я постоянно говорил, что вырасту и буду заниматься тем, чем хочу. Это была моя внутренняя борьба, единственный выход разорвать замкнутый круг и обрести свободу. Родители не всегда понимали, что движет мной, но я твёрдо знал, что не хочу жить так, как это делали до меня. Внутри себя я был готов идти вперёд, несмотря на давление поколения, которое всеми силами пыталось навязать мне уходящий образ жизни. Они цеплялись за привычное, за устоявшиеся нормы, словно боялись, что любая перемена обрушит их мир. Для них стабильность была синонимом безопасности, а любые попытки выйти за рамки воспринимались как угрозы.

      Этот страх перемен я чувствовал повсюду: в школе, дома, на улице. Люди моего окружения говорили о том, как важно «не высовываться», жить так, как жили их родители, и не пытаться изменить устоявшийся порядок вещей. Они боялись потерять даже то малое, что у них было, и эта боязнь диктовала их выбор. Но я не мог принять эти ограничения. Этот уходящий образ жизни, который они так упорно пытались сохранить, был мне чужд. Он казался мне безжизненным, лишённым перспективы. Чувствовал, что мир меняется, и эти изменения были неизбежны. Меня вдохновляла сама идея движения вперёд, поиска нового, даже если это было связано с риском. Каждый раз, когда мне пытались внушить, что лучше оставаться в тени, я ощущал внутри себя протест. Это было больше, чем просто подростковый бунт. Это было осознание того, что я хочу жить по своим правилам, строить свою судьбу, а не следовать шаблонам прошлого. Этот внутренний огонь не давал мне остановиться, заставлял смотреть вперёд,