Илиодор. Мистический друг Распутина. Том 2. Яна Анатольевна Седова

с извещением о клятве был около 9 часов вечера разослан Государю, Синоду и преосвященному Гермогену:

      «Сердобск. Святителю Божию Гермогену. Драгоценный мой Владыка и Отец, сегодня я, Ваш преданный Вам до смерти послушник, пред престолом Всевышнего и чудотворной иконой Богоматери, в присутствии многих тысяч скорбящего, плачущего, обиженного Вашего возлюбленного простого, смиренного, кроткого народа поклялся именем Всемогущего Бога, в исповедниках Имени и правды Его пребывающего всегда, не есть, не пить и не спать до времени, когда Святейший Синод отменит свое неправедное постановление о мне. Святитель-ревнитель! Поступаю по своим убеждениям. Иначе поступить не могу. Я донской казак по плоти, а по духу – верный воин Христов. Герои не сдаются, но или умирают, или побеждают. Если мне в этой борьбе суждено умереть, то верьте, Божий избранник, я умру спокойно, умру за попранную наглыми опричниками драгоценную святыню – свободу чистейшей Невесты Христовой, Церкви Божией. На случай смерти я оставил народу моему духовное завещание. Смиренно прошу Вас оказать содействие детям моим возлюбленным, привести завещание в дело. Когда умру, помолитесь за меня, усердный Божий молитвенниче. Кланяюсь Вам до земли и целую святительские ноги Ваши. Покорный послушник убогий иеромонах Илиодор».

      В 9 час. 4 мин. была отправлена телеграмма на имя Лукьянова: «Неужели же вы и теперь не откажетесь от своей ошибки».

      На ночь о. Илиодор остался в алтаре, а богомольцы – в храме, телеграфировав преосвященному, что к исполнению клятвы приступили «десятки тысяч» человек. На самом деле, по оценкам властей, ночевать осталось от 400 до 1000 чел., то есть не более десятой части из тех, кто находился в церкви во время принесения обета.

      Исполнение клятвы выглядело как молитвенное бдение. «Беспрестанно в храме служатся молебны, поются духовные песни, читаются жития святых. От большего числа молящихся воздух в храме ужасно спертый. Женщины и дети беспрестанно падают в обморок». С тех пор в монастыре почти круглосуточно продолжались богослужения при тысячах молящихся. Некоторые сходили с дистанции, другие оставались. До последней ночи (на 3.II) в храме продержались около 200 женщин.

      Клятва о. Илиодора была понята всеми, кто плохо его знал, как объявление Синоду голодовки.

      «Грозит самоубийством! – негодовал «Свет» в передовой статье. – Грозит смертным грехом, за который простые миряне лишаются церковного погребения, молитвы, поминовения и уходят из здешнего мира осужденными на вечную муку». Некий В. Скрипицын из Гатчины писал преосвященному Гермогену о «самоубийстве голодом», на которое будто бы решился о. Илиодор.

      Но по существу в этот вечер о. Илиодор всего-навсего дал обет строгого поста и непрестанной молитвы. Только такую форму протеста могли бы разрешить священнику его духовные руководители, с ведома которых он, очевидно, действовал. Неспроста в самый день торжественной клятвы духовник о. Илиодора иеромонах Антоний из Дубовки перебрался в Царицын. Что до преосвященного Гермогена, то ходили