Жестокая память: Как Германия преодолевает нацистское прошлое. Александр Борозняк

[71].

      Майнеке предвидел, что последующие попытки проникнуть в существо гитлеровского режима неизбежно будут несовершенными. Свою книгу он рассматривал как проявление «тенденции к более полному пониманию» национал-социализма, как работу, несущую на себе «дыхание атмосферы, в которой рождалась судьба Германии». «В германской истории, – утверждал он, – немало трудных загадок». «Вопросом о глубинных причинах самой ужасной катастрофы в истории Германии будут заниматься и в следующих столетиях»[72].

      В труде Майнеке был поставлен принципиально важный вопрос, который и ныне будоражит умы историков: был ли нацистский режим органичным продолжением германского прошлого или же случайным выбросом в истории страны? Именно поэтому его книга получила впоследствии высокую оценку со стороны столь авторитетного ученого, как Фриц Фишер, который писал, что «Германская катастрофа» стала «толчком к критическому мышлению», «воплощением короткого периода немецкой готовности опомниться и раскаяться, который, разумеется, продолжался совсем недолго»[73]. В 1950-е гг. выводы Майнеке были преданы забвению, верх в исторической науке ФРГ взяли совсем иные установки.

      В отличие от Майнеке, представитель консервативного крыла немецкой исторической мысли Герхард Риттер (1888–1967) видел в фашистской диктатуре только воплощение «дьявольской воли» Гитлера и «слепого случая», но ни в коем случае не «итог развития прусско-германского государственного разума». Риттер пользовался в послевоенной Германии значительным авторитетом. В последние годы войны он был близок к группе оппозиции, возглавлявшейся Карлом Гёрделером, и находился в заключении в концлагере.

      Он решительно выступал против того, чтобы «вся германская история была бы сведена к безудержным завоеваниям и стала воплощением furor teutonicus». Нацистский режим, по его убеждению, «не является естественным продолжением Пруссии», но представляет «бессмысленный разрыв после впечатляющего взлета». Гитлер, который воплощал отдаленный патологический результат воздействия на Германию Великой французской революции, выступал в роли «демона» и «Чингисхана». Целью Риттера было формирование позитивного образа национальной истории: ни в коем случае не следует предаваться «тяжким и бесполезным попыткам самообвинений»[74].

* * *

      Международный военный трибунал (вопреки доводам обвинения и особому мнению советского судьи Ионы Никитченко) не принял решения об объявлении преступными организациями генерального штаба и верховного командования вермахта. Правда, в приговоре содержался тезис о том, что «путем индивидуальных судов» над генералами вермахта «можно будет достигнуть лучшего результата, чем путем вынесения трибуналом решения, требуемого обвинением». И далее: «Эти люди должны быть преданы суду с тем, чтобы те из них, которые повинны в совершении этих преступлений, не избегли кары»[75].

      Но этого на территории ФРГ как

72

Ibid. S. 5, 9.

73

Fischer F. Hitler war kein Betriebsunfall. Aufsätze. München, 1991. S. 9–11. См. также: Friedrich Meinecke heute. Bericht über ein Gedenk-Colloquium zu seinem 25. Todestag am 5. und 6. April 1979. Berlin, 1981; Friedrich Meinecke in seiner Zeit: Studien zu Leben und Werk. Wiesbaden, 2006.

74

Ritter G. Geschichte als Bildungsmacht. Stuttgart, 1946. S. 25, 24, 29, 51. См. также: Schwabe K. Gerhard Ritter – Werk und Person // Gerhard Ritter. Ein Historiker in seinen Briefen. Boppard, 1984; Cornelißen Ch. Gerhard Ritter. Geschichtswissenschaft und Politik im 20. Jahrhundert. Düsseldorf, 2001.

75

Нюрнбергский процесс над главными немецкими военными преступниками. Сборник материалов. В 7 т. Т. 7. М., 1961. С. 421, 434.