Партиец. Никита Семин

ничего я не подписывал. А дело не в родственниках. Со мной товарищ Сталин захотел поговорить.

      Михаил Ефимович чуть не споткнулся, резко остановившись. Круто повернувшись ко мне, он ошарашенно окинул меня взглядом.

      – Не шутишь, – пришел он к выводу. – И о чем вы говорили?

      – Рассказал, все как есть, – не стал я упоминать про тему коллективизации.

      – И что товарищ Сталин?

      – Сказал, что интересный я человек и отправил домой.

      А ведь действительно, ничего конкретного про мою статью Иосиф Виссарионович так и не сказал. Ни запретил мне работать в этом направлении, ни одобрения я от него не услышал. Что бы это значило?

      Кольцов вон тоже озадаченный стоит.

      – Что сам думаешь? – прежде чем давать какой-то совет, спросил он меня.

      – Буду продолжать работу.

      – Уверен? – пытливо посмотрел он на меня. – Интерес ты к себе уже вызвал. Товарищ Сталин, человек жесткий. Если ему не понравится твоя работа, можешь в ссылку отправиться.

      О расстреле Михаил Ефимович не говорил. Наверное, даже не допускал такой мысли. Может из-за того, что мне мало лет по его мнению, а может потому, что термин «враг народа» еще не укоренился в обществе. Хотя его уже использовали.

      – Уверен.

      – Ну смотри. Помощь моя нужна сейчас?

      И никаких сомнений, стоит ли продолжать или нет. Раз договорились, что идем до конца, то так и будет!

      – Пока нет. С поиском и подбором законов вы мне вряд ли сможете помочь… – тут он согласно покивал. Высшего законченного образования, тем более юридического, Михаил Ефимович не имел. Выезжал за счет умения подобрать емкие и запоминающие выражения, точно описывающие человека или событие. Да и его политические фельетоны давно являются примером для подражания. – А до повторного похода на заводы время еще есть. Тогда и свяжемся.

      – Договорились. А сейчас, представишь меня своим родителям уже в более располагающей обстановке?

      Мама обрадовалась, увидев меня. И засуетилась, сетуя, что не готовилась к приему гостей и на стол прямо сейчас поставить нечего. Суп она только начала готовить, а утреннюю кашу ей ставить было стыдно. Та и остывшая, да и не блюдо это для гостей. Тем более таких, как известный на всю страну журналист. Когда она бежала к нему с моей запиской, то не думала об этом – за меня больше переживала, а сейчас вот вспомнила, кто такой Кольцов, и жутко стеснялась. Ничего, Михаил Ефимович быстро расположил ее к себе, рассказав несколько забавных и комичных случаев из жизни, после чего поинтересовался уже, как у нее дела, попутно похвалив, что воспитала такого сына.

      В общем, к приходу отца они общались уже свободно. Батя заметив незнакомого мужика на своей кухне сначала напрягся, но как услышал имя Михаила Ефимовича, сразу о своей ревности позабыл, начав того расспрашивать про его фельетоны. Он оказался их заядлым читателем и был очень удивлен такому моему знакомству. А я понял, что как-то ни разу дома не говорил, что имею с Кольцовым какие-то совместные дела.

      Провожали Михаила Ефимовича всей семьей вполне довольные друг