Чем Черт не шутит. Елена Романова

никакого рюкзака ни с какими ботинками, ступни на асфальте мерзли, и было дико, что холод вовсе не мягкий: спрячь пальцы поглубже в золу, и они согреются. Рае ободрал кожу, чиркнув ногой по забытой поверхности, как всегда делал в Пустоши, где серебристая пыль, словно сухие брызги, летела во все стороны, теперь во все стороны летела лишь боль.

      – Черт, – выругался послушник и запрыгал на одной ноге.

      – Что?

      – Нормально, просто…

      – Ты дурак, – констатировал Ситра факт, с которым Рае не смог не согласиться.

      Они шли вдоль высокого длинного дома, сложенного из гладкого белого кирпича. Низкая бетонная лестница поднимала в один из подъездов девочку в розовой курточке и розовой шапочке с маленьким блестящим рюкзаком за плечами, розовые чешуйки которого искристо переливались на солнце. Она отворила дверь, затворила, и не стало никакой девочки.

      Рае разглядывал двор. Всюду росли ясени, их кроны почти касались стекол последних этажей. Ветер безжалостно сбрасывал прозрачные листья, и те страгивались целыми стайками, точно перепуганные рыбешки.

      Ситра резко остановился, и Рае воткнулся в неширокую спину зверя, засмотревшись на ворону с зажатым между ее клювом и лапами ослепительным голубиным крылом.

      – Нам сюда, – позвал Ситра, поднялся по ступеням и отворил дверь, не так давно выкрашенную прямо по старым объявлениям. В проеме темнел облупленный коридор.

      – И на кой Черт? – спросил Рае, разглядывая уже посиневшие ноги. – Может, домой вернемся, а то тут холодно, как в Аду.

      – Скоро вернемся, – вздохнул Ситра.

      Рае зашел в подъезд. С порога его как будто обнюхал знакомый запах, вернувший множество неназванных чувств – все они бились внутри, взрываясь и пачкая ясность мысли необъяснимой тревогой, как чернильные капли – воду. В смятении Рае поднялся за Ситрой на третий этаж. Змей остановился в пролете.

      – Позвони в дверь, не бойся.

      Рае нажал на кнопку, но никто не открыл. Он повернулся к Ситре и развел руки в стороны, как бы спрашивая: ну все?

      – Звони еще.

      Послушник вскинул руку, но вдруг дверь ушла вглубь темноты, из которой выступила – мама…

      – Да? – спросила она, как чужого.

      Радан молчал.

      В голове крутилось только: «Мама, мама, мама…», но произнести это вслух он почему-то никак не мог.

      – Ты потерялся? – спросила она, Радан покачал головой. – Тебе деньги нужны? Погоди, я сейчас, – она искала сумочку в коридоре, металась от тумбочки к ручке двери, в большую комнату, к сундуку. – Да где же она?

      К вешалке. Под пальто.

      – Ох, вот же, и как я всегда забываю… Держи.

      Она раскрыла кошелек и достала из него изумрудную тугую бумажку. Потом еще одну.

      – Больше нет. Мало, да?

      Радан остолбенел, считывая ее потускневшие волосы, поворот головы, такой привычный, когда она, задумавшись, чуть наклоняла ее.

      Мама, ты что? Ты где?

      – Спасибо, – выдавил он. Слоги прилипли к горлу, глухо булькнув внутри, как камень в колодце. – Не нужно ничего.

      Радан вернул деньги. Мама посмотрела на него с изумлением, ее