Там так холодно. Борис Петров

как увидел в дальнем углу медный сосуд. Он напоминал невысокую урну, сплющенную, возможно, что её действительно деформировали, так как эта урна была на редкость кривой. Медь уже позеленела, от гравировки остались отдельные штрихи, но ему очень понравилась накатка, двумя широкими лентами как бы стягивающая сосуд.

      Он достал урну из хлама, внутри действительно лежал мусор, кто-то бросил туда окурок и фантики. Продавец долго смотрел на урну, вспоминая, что это, пока не пришёл помощник, быстро найдя в системе этот товар. Это оказалась плевательница, уценённый товар, как ему сказали, но всё же стоивший немало, в другой раз его бы задушила жаба, но почему-то его тянуло к этой грязной странной вещи. И он купил её, вместе с мусором, который вытряхнул в ближайшую урну возле магазина.

      Домой она попала не сразу, такую грязную вещь выбросили бы вместе с ним из дома, поэтому плевательница жила полгода в гараже, пока он полчаса или даже час после работы оставался в гараже, чистил, пытался выпрямить, что ему удавалось с трудом. Медленно, но верно, он очистил её и выпрямил, а начищенные до блеска бока омолодили плевательницу, открыв ему свой потерявшийся в грязи и медном окисле рисунок – дымящуюся трубку и два револьвера, смотревшие друг на друга дулом, готовясь выстрелить.

      «Что это за дрянь?!» – так звучала квартира первые три недели, когда он принёс плевательницу домой. Место он выбрал хорошее, между двумя высокими вазами династии каких-то несуществующих императоров Китая. Этими вазами очень дорожила его жена, купив их «очень выгодно» за несколько сотен килорублей у какой-то стюардессы, у которой, конечно же, были свои каналы поставки настоящего антиквариата. Плевательница начала свою жизнь в его доме, в неё не плюнул только ленивый, высказывая ему застарелые претензии, вытащенные из самых дальних уголков пыльного чердака, который неверно называют «общими воспоминаниями». На самом деле, на этом чердаке, кроме выцветших вшивых снимков со свадьбы, рождения первого ребёнка и прочих «общих семейных воспоминаний» лежит, не таится, а лежит на самом видном месте куча из обид, злости, несбывшихся надежд, разрушенных мечт и неоправданных ожиданий – список можно продолжать до бесконечности – а виновник всегда один, или одна, как кому повезёт со второй половиной. Иногда из этого вороха достают пыльный снимок, где они молодые и, как кажется, счастливые. Волна воспоминаний, даже что-то кольнёт в груди, в сердце, что-то от прошлой любви, а потом… снимок грязный, всё не так, всё быльём поросло, чего тут вспоминать, и поехали, встали на привычные, отполированные до блеска рельсы.

      Он привык, за много лет привык ко всему, к себе, такому. Когда-то он был другой, наверное был, уже и сам не помнил, когда. А тут ещё эта плевательница, уродство и безвкусица, только старый кот оценил, поцарапал лениво лапой и изрёк своё благожелательное «Мяу!». Он мог до ночи сидеть на диване при включённом телевизоре и смотреть на плевательницу, кот обычно сидел рядом, устроившись на коленях, и спал. Скоро помрёт, часто он думал с тоской, гладя пожившего кота, как и он,