Куда исчезают обычные люди?. Игорь Филатов

разрыдаться от ощущения, что её предали. И не только её – он предал самого себя! Зачем?

      От угнетающих мыслей её оторвала Васильева, вломившаяся в кабинет. По её испуганному выражению лица стало понятно, что сейчас будет сюрприз номер два.

      – Ань, нам надо поговорить! – выпалила она и упала на стул. – Я в полной жопе! Что мне делать?!

      – Ты хорошо начала и убедительно закончила, но пропустила середину. Что стряслось-то, расскажи сначала, – переключилась Сорокина со своих тараканов на Танькины, приготовившись выслушать душераздирающую историю про сожжённые кончики волос или неудавшийся маникюр.

      – Я не знаю, что мне делать… – подруга поменяла возбуждение на апатию и растеклась на стуле, как тесто, которое ткнули вилкой.

      – Твою дивизию! – Аня повысила голос. – Соберись! Фактуру давай!

      – Да… Сейчас… Помнишь… Помнишь дело Ткаченко – пропал пару недель назад?

      – Что пропал, помню, а так я не в курсе, что там – ты же занимаешься.

      – Помнишь, я говорила, что на осмотре квартиры нашла расписку – он денег дал в долг некоему Сафронову – пять миллионов? Ты ещё советовала посмотреть должника повнимательней?

      – Помню, конечно. И что там?

      – Ну я его дёрнула… Он пришёл – весь такой галантный, вежливый. Объяснил, что они лучшие друзья, а расписка формальная и у него есть точно такая же от Ткаченко, на такую же сумму. У них был общий какой-то бизнес, и они договорились для взаимной страховки обменяться расписками. Вот как-то так заморочено – я толком ничего не поняла. Ну я его начала про всяких друзей и знакомых пропавшего расспрашивать, а он говорит, что всё про всех знает, но у него все записи дома. Ну и… позвал меня к себе домой с материалами, чтобы помочь…

      – Угу… – Сорокина начала догадываться, куда эта история приведёт. – И ты, значит, пошла? Видимо, в пятницу, когда не хотела мне правду врать?

      – Ну да… А там цветы, шампанское, икра… И утром кофе в постель…

      – И?

      – И я домой приезжаю в субботу, дело открыла – расписка пропала, вместе с протоколом осмотра квартиры и объяснением этого гада, в котором он подписался, что она вообще была. И телефон вырубил. Анька, мне же трындец теперь!

      «Лучше бы ещё пять раз про маникюр…» – подумала про себя Сорокина, а вслух безжалостно подтвердила:

      – Да, он самый.

      – Что мне делать, Анечка?!

      Первый раз за всё время их знакомства Аня заметила, как глаза подруги делают попытку выдавить из себя слёзы.

      – Ну, во-первых, если он грохнул этого Ткаченко и потом такое с тобой провернул, то он конченый дебил.

      – Почему?., – как-то с надеждой посмотрела Татьяна на Сорокину.

      – Потому что для нас эта расписка не более чем указатель на то, в какую сторону смотреть. И он этот указатель плотно закрепил острым концом в свою задницу, даже если не при делах[15]. Ты кому-нибудь ещё про расписку говорила?

      – Да вроде нет… Только тебе. Заслушивания ещё не было по этому делу.

      – Ну

15

«Не при делах» – непричастен, не виноват (сленг).