Хвост фюрера. Владимир Козлов

я и не особо мучаюсь жаждой, – поставил он назад пиво и отпрянул от холодильника. Сев на стул и взяв в руку варёное яйцо, он постучал им об угол стола. – Я что-то не понял тебя Глеб, – а почему ты сказал, что Пётр меня отблагодарит, а про себя ты умолчал?

      Глеб не мог ему признаться, что является казначеем воровского общака и поэтому не имеет права влезать ни в какие опасные и рисковые дела. Так – как его главной задачей является оберегать и держать в порядке кассу воровского общака, и о том, что он выехал в Ригу, кроме Петра об этом никто не знал, даже его родственники. Он внимательно посмотрел на Феликса и, откусив бутерброд спокойно, сказал:

      – А меня он уже отблагодарил. Дом, в котором я сейчас живу, построен на его деньги и не забывай, что мы с ним кровью повязаны.

      Услышав такие слова, Феликс поперхнулся яйцом:

      – Глеб только за столом, про кровь ничего не говори? – я не люблю этого слова, – от него всегда веет смертью.

      – Тогда меньше спрашивай меня, а больше слушай? – обрезал его Глеб.

      После чего продолжение завтрака проходило в полнейшей тишине.

      Глеб, допив чай и доев свой бутерброд, посмотрел на часы. Время было восемь часов сорок пять минут.

      – Я пойду к подъезду выйду, покурю, – нарушил он молчание, – надо на парнишку поглядеть, что он из себя, представляет, а получиться и побазарю с ним по душам. Время терять не будем. Если базара не получится, то в эту квартиру больше не вернёмся. Останемся жить у блатной тётки, что у Финна дома обитает. Нельзя Финна подводить, – напряжение может произойти в отношении его после нашего отъезда, так – как неизвестно, что у этого огрызка на уме? Не надо исключать того, что он вообще не человек, а молодой изверг.

      Глеб оделся и вышел из дома.

      На улице было свежо, тихо и даже немного тепло. Утреннее осеннее солнце, грело лицо, словно в апреле. Он расстегнулся и, достав из кармана портсигар, закурил свой неизменный «Памир».

      Не успев докурить сигарету, услышал звук скрипучей пружины фиксирующей дверь. Он повернул голову. На крыльце появился парень в синей болоньевой куртке с длинными, как у Битлов волосами. Такие куртки были тогда большой редкостью, и купить её можно было только у контрабандистов. Видно было по фасону и качеству, что куртка имеет заграничный вид. На шее у него висело пёстрое кашне, – явно тоже не с прилавков советских магазинов. В руках парень держал большой министерский портфель из чёрной кожи. Сомнений быть не могло, – это был Марис.

      – Молодой человек, – окликнул его Глеб, когда парень спустился с крыльца.

      Парень обернулся. На Глеба смотрело совсем, юношеское лицо, – это было не дерзкое и не наглое лицо, а скромное и вполне соответствовало бы интеллигентному человеку, если бы не его длинные волосы. Такие причёски в те года подвергались ярой критики у общества, которое считало, что советская молодежь,