Третья карта. Семнадцать мгновений весны (сборник). Юлиан Семенов

немецких, обер-лейтенанта Харцнера и Оберлендера, и украинского, Романа Шухевича, сдал зачеты и получил в личное пользование оружие: автомат под номером, кинжал и гранаты, тогда начались занятия по политике.

      Из Кракова на немецких машинах приезжали Лебедь, Стецко и Старух. Они объясняли легионерам, как сильна великая Германия и какой гений есть Адольф Гитлер, понятно и доходчиво учили, что как только придет на Украину армия великого фюрера и освободит народ от Советов, так сразу же настанет жизнь райская: начнется царство справедливости, ибо всякий украинец – брат украинцу, а все несчастья происходят в мире только тогда, когда правят коммунисты – свои и чужие, другой крови.

      – Господин Лебедь, – спросил Микола по наивной своей молодости, – а как же так – Господь наш Иисус Христос, Сын Божий, жидовской крови, а правит душами нашими, давая надежду и утешение бедным и обиженным?

      Лебедь улыбнулся, внимательно оглядев юное, не знавшее еще бритвы лицо парубка.

      – Парень, – ответил он, – Христос бескровен, он ведь – ты сам сказал – Сын Божий.

      – Не, – упрямо не согласился Микола (тут можно со всей искренностью говорить, не под поляками ведь, а со своими), – нет, – повторил он, – кровь у Христа из ладоней сочилась, когда калеными гвоздями распяли тело Его.

      – Микола, тебе не легионером, а проповедником быть…

      Нахтигалевцы засмеялись; дружное ржание прошло по столам, но здесь были свои, поэтому Микола тоже улыбнулся, однако упрямо продолжая свое:

      – Господин Лебедь, а вот когда мы под панами стонали, так ихний холоп, польский-то, наравне с нами страдал…

      В помещении сделалось тихо. Легионеры переводили сузившиеся глаза с юного Миколы на резко рубленое, молодое еще, но в волевых морщинках лицо помощника Бандеры.

      – И ляхи твоего отца не теснили? – спросил после долгой паузы Лебедь.

      – Ну как не теснили?! – удивился Микола. – Еще как теснили! И хлеб забирали на армию, и коня! Еще б – не теснили…

      – Ну, – облегченно ответил Лебедь, – я об этом и говорю. Чужой по крови, он и есть чужой.

      – Так и у Седлецких хлеб забирали, и у Бочковского коня со двора увели! А ведь поляки!

      – А вот интересно, что у вас про Советы говорили? – особым, искренним голосом спросил Лебедь, и Микола не обратил внимания на то, как слишком уж он открыто улыбнулся ему, приглашая к откровенному разговору.

      – Разное говорили, – ответил Микола. – Дядька Остап говорил, что под Советами голодных нет, за школу платить не нужно, в театрах на украинском играют и что песни у них поют не хуже, чем в «Просвите».

      – Врет он! – жестко сказал Лебедь. – Как фамилия дядьки Остапа?

      – Буряк, – сказал Микола. – Остап Буряк, мы с ним в родстве.

      …После первого урока политики Миколу, сына Степана, восемнадцати лет и семи месяцев от роду,