Государев наместник. Николай Полотнянко

караульных уткнулись бородами, приветствуя хозяина, в грязный мартовский снег.

      Хитрово ступил на деревянные мостки двора и осмотрелся. Вроде всё было в порядке, всё на месте: над поварней дымилась труба, готовилась еда для дворни, у конюшни конюх нагружал кормушку сеном, в другом конце возле людской мыльни баба развешивала выстиранное бельё на тонкие жерди. Появление хозяина вызвало среди дворовых холопов переполох. Те, кто находились близ дверей, попрятались, остальные повалились в снег. На крыльце хором появился ключник и юркнул обратно, известить о приезде Богдана Матвеевича его мать и супругу.

      Хитрово сбросил на руки слуги шубу и поднялся по лестнице наверх, в горницу.

      – С приездом, господин! – ключник поцеловал хозяйскую руку.

      – Как управляешься, всё ли цело? – спросил Хитрово, строго глядя в глаза холопа.

      – Слава Богу, все на месте, все живы здоровы. Боярыня вот только прихварывает.

      – Ладно. Поговорим после.

      Известие о болезни матери не было для Хитрово новостью. Прасковья Алексеевна недужила последние несколько лет. У неё была нелегкая вдовья судьба: отец Богдана Матвеевича погиб вместе со своими двумя братьями, сражаясь с шайками малоросских казаков, наводнивших Русь во времена Смуты. Царь Михаил сохранил за вдовой полное владение калужским поместьем из-за ратных заслуг мужа, что было редкой в те времена милостью.

      По бревенчатому переходу Хитрово прошёл в избу матери. Она его уже ждала, сидела на постели, опираясь на горку подушек. В горнице пахло лечебными травами, сквозь небольшое окно пробивалась полоска дневного света и освещала высохшие, обтянутые истонченной кожей руки матери. Богдан Матвеевич бережно обнял её и поцеловал в щеку.

      – Какое счастье, сынок, что ты приехал, – тихо произнесла Прасковья Алексеевна, глядя на сына радостными глазами, в которых вспыхивали искорки слёз. – И не чаяла уже тебя увидеть.

      Хитрово подвинул к постели одноместную скамеечку и сел рядом с матерью.

      – Как я мог сам приехать? Государь вызвал, чтоб ехал немедля.

      Прасковья Алексеевна заволновалась.

      – Что так? Или случилась беда?

      – Не можно мне, матушка, входить в царское рассуждение. Он один всё ведает. Как наши родичи живут-здравствуют?

      Род Хитрово был большим, многие из него числились при царском дворе стряпчими и стольниками, стояли друг за друга горой, что было необходимо в соперничестве с другими дворянскими родами.

      – Мало я кого вижу, Богдан. Кому нужна я, старуха?

      – Что, и брат Иван не бывает?

      – Ты же знаешь службу стольника? В своём приказе днюет и ночует. Ко мне забежит, посидит чуток, да все на оконце поглядывает, торопится. Днесь заскакивал, винную ягоду на меду принес. Вон она в чаше. А ты надолго?

      – На то есть царская воля, матушка, – сказал Хитрово, доставая из-за пазухи небольшую икону. – Был по делам в Казани, заехал в Богородицкий монастырь. Архимандрит