Корабль-призрак. Хэммонд Иннес

где теперь находился наш корабль.

      Мы сидели на мели чуть южнее основных скал. На карте была указана глубина этого места во время отлива – две с четвертью сажени[4].

      – Вон та скала чуть левее называется Грюн-а-Крок. – На карте было отмечено, что во время отлива ее высота составляет тридцать шесть футов. – А по правому борту ты, возможно, сумеешь разглядеть Метресс-Иль. – На мгновение его карандаш задержался на клочке суши к востоку от рифов. – Думаю, во время отлива здесь будет достаточно тихо. – Он бросил карандаш и выпрямился, потягиваясь, а затем потирая глаза. – Вот и все. – По голосу было ясно, что он смирился с постигшей нас катастрофой. – Мне нужно поспать.

      Не произнося больше ни слова, он прошел мимо меня, пересек рулевую рубку, и спустя мгновение я услышал его шаги на трапе, ведущем на нижнюю палубу. Я ничего не сказал и даже не попытался его остановить. Я слишком устал, чтобы задавать ему какие-то вопросы. Моя голова раскалывалась от боли, и одного упоминания о сне оказалось достаточно, чтобы меня охватило жгучее желание закрыть глаза и погрузиться в забытье.

      Выходя из рулевой рубки, я остановился и окинул взглядом серый безрадостный пейзаж, состоящий из бушующих волн и торчащих среди них угрюмых скал. Было странно стоять здесь, ощущая под ногами вибрацию от все еще работающих двигателей и зная, что мы прочно сидим на самых ужасных рифах Ла-Манша. Рулевая рубка выглядела так привычно и обыденно. И только когда я посмотрел в окно и увидел торчащие из пены скалы, а также смутные очертания носа судна под бурлящими волнами, мне удалось окончательно осознать, что все-таки произошло.

      По крайней мере, до того как прилив снова отдаст нас на милость бушующего моря, нам ничто не угрожало. Это означало, что на протяжении ближайших шести часов беспокоиться нам не о чем. Я повернулся и начал спускаться по трапу, медленно, как будто во сне, переступая по ступеням.

      Окружающий мир казался смутным и далеким, и я слегка покачивался, продолжая балансировать в такт качке, хотя теперь корабль был неподвижен, как скала. Входя в каюту, я услышал, как замедлился ритм двигателей, после чего наступила тишина. Либо мы выработали весь пар, либо Пэтч спустился в машинное отделение и сам остановил машины. В любом случае это уже не имело значения. Я понимал, что ни двигатели, ни насосы нам больше не понадобятся. Ничто не имело значения, кроме отчаянной потребности во сне.

      Вам может показаться невероятным, что в подобных обстоятельствах я вообще мог думать о сне. Но ведь я успел счесть его сумасшедшим, а затем обнаружил, что он не только находится в здравом уме, но еще и является исключительно искусным моряком. Я полностью доверился его утверждению, что во время отлива нам ничто не угрожает. В любом случае от меня уже ничего не зависело. У нас не было ни шлюпок, ни малейшей надежды на помощь. Со всех сторон нас окружали рифы и бушующее море.

4

Морская сажень – 1,83 м. (Примеч. пер.).