Номер 124. Артем Стрелец

баги… называй их как хочешь. Это слабые места. И вот кто-то, кто знает, как эти трещины использовать, может не просто жить, а жить так, будто её вовсе не существует. Или, по крайней мере, обманывать себя, что он свободен.

      Его голос был тяжёлым, пропитанным опытом и цинизмом, а слова звенели, как выстрелы в тихой комнате. Павлович усмехнулся, но не весело, а с горькой иронией, словно говорил о старом враге, с которым давно привык жить бок о бок.

      – Проблема в том, Роман, – продолжил он, склонившись чуть ближе, – что большинство людей даже не замечают этих трещин. Они принимают систему за данность, как небо над головой или воздух, которым дышат. А трещины-то есть, я их видел. Только мало кто рискнёт туда сунуться. Боятся. Боятся, что система поймает, а ещё больше боятся, что не поймёт, отпустит… и ты останешься в этой пустоте совсем один.

      Я смотрел на него, стараясь прочитать что-то большее между строк. Но Павлович был как закрытая книга, из которой иногда случайно выпадали страницы.

      – Ты считаешь, что её сбои – это ключ?

      Павлович хрипло произнёс, словно пробуя слова на вкус:

      – Я считаю, что её сбои – это тайный код. Если ты поймёшь, как его читать, то сможешь не просто выжить, но, возможно, даже победить.

      Он сделал паузу, затянулся и добавил, выпуская дым тонкой струйкой:

      – Хотя кто знает, есть ли вообще кого побеждать? Может, всё это лишь иллюзия борьбы.

      Слова Павловича пронзили Романа, как выстрел. Система, которая казалась всемогущей, вдруг обрела оттенок уязвимости. Эта мысль была одновременно пугающей и вдохновляющей.

      – Ладно, старик, – бросил Роман, поправляя пальто. – Убедил. Посмотрим, где эти трещины. Но если я наткнусь на очередную стену, вспомню твою философию.

      Павлович лишь хмыкнул, глядя на него из-под тяжёлых век.

      – Вопрос не в том, наткнёшься ли. Вопрос в том, что ты сделаешь, когда найдёшь.

      Запутавшись ещё больше, я развернулся к узкому туннелю. Даже не попрощавшись с Павловичем, снова нырнул в лаз, ведущий наружу. Красные лампы тускло освещали путь, а звуки города, доносящиеся с поверхности, глухо перекликались с моими мыслями.

      Путь в участок занял больше времени, чем обычно. На этот раз я не просто шёл – я был полностью поглощён последним разговором с Павловичем. Сбои системы. Как я мог их игнорировать? Она ведь всегда была идеальной, или мне так казалось? А что, если нет? Павлович говорил, что всегда найдётся что-то, что нарушит баланс. Что-то маленькое, почти незаметное, но способное вызвать трещину даже в самой совершенной конструкции.

      – Вот же черт, – выругался я вслух, пнув камешек на дороге.

      Новые мысли путали всё ещё больше. Они добавляли неизвестности там, где мне хотелось ясности. Но с другой стороны, они давали объяснение тому, почему система ничего не видела и не слышала. Три случая, и в каждом из них она оказалась слепа и глуха. Но почему только эти? Почему другие не подпадают под эту категорию? И эта проклятая записка…

      Я сжал зубы, чувствуя, как напряжение превращается в тихую ярость.

      – Чёртова