В альпийском сиянии. Федор Диесперов

и ожидаемо, что ему наши буквы показались бы чем-то необычным, может, даже курьезным и изящным. Как знать, что еще ему виделось бы в их изгибах, плавных округлостях, когда оттенки русского по белой глади листа сменяли бы друг друга, в складках, в контурах, в рельефе, от дуновения при произнесении. Стоит только вглядеться самому, встав на место француза, в эти иногда похожие на латинские и оттого еще более сбивающие с толку туманные литеры. И ведь они что-то значат и зачем-то складываются в слова именно в таком, из ряда вон порядке, когда присматриваешься безотносительно их предполагаемых смыслов. Скользя взглядом.

      За спиной послышались шаги.

      Как будто кто-то легонько толкнул воздух вокруг меня. Я услышал как бы свое имя.

      – …ça va[8]? – донеслось до меня секунду спустя.

      Я и не заметил, как Гвенаель спустился и присел за столик у окна, рядом с тумбочкой, на которой лежали газеты.

      – Нормально, нормально. Устал я что-то, сам не знаю почему. Там клиенты пришли, я их на террасе усадил.

      – О-о! Клиенты? Что-то новое! Сколько их? Извини, не сразу нашел бумаги…

      – Да ладно, я не спешу особо. Двое: бабушка с дедушкой из Австралии.

      – Садись. Тут надо подписать в паре мест, – торопливо дал указание Гвенаель, поднимаясь, и почти на ходу проставил галочки для меня в нужных местах.

      – Они по-французски говорят? – поинтересовался он.

      – Ну, пробуют, так сказать, – бросил я вдогонку.

      – Прочитай, в общем, я сейчас, – донеслось до меня.

      Гвенаель вышел, и зал снова опустел. Я вскользь просмотрел бумаги – ничего особенного. Обычные типовые контракты возмездного оказания временно затребованных услуг, которые назывались extra. Особой нужды мне в них не было, но я на всякий случай попросил предоставить, чтобы показать при последующем найме на работу, как козырь, достав из рукава.

      Приятно тронуло, что бухгалтерия расстаралась, – мне даже напечатали целое рекомендательное письмо на бумаге с красивыми вензелями и логотипом ресторана. Хотя бы и на постоянное место работы не оформляли, сколько я ни поднимал этот вопрос.

      Такой-то вот такой-то осуществлял трудовую деятельность в таком-то вот таком-то качестве.

      Взглянув на свой расчетный лист, я вдруг вспомнил, пробежавшись глазами по столбцам с разбивкой по поводу того, куда и зачем с моей зарплаточки шли отчисления и налоги, что при убытии с территории страны теоретически, как мне посоветовали, могу попросить вернуть мне удержанное на нужды содержания пенсионеров, безработных и беженцев.

      – Ну как, подписал? – бегло уточнил вернувшийся Гвенаель.

      – Да-да. За три недели, стало быть?

      – Ну да. Сейчас чек тебе выдам. Полторы минуты подожди.

      Открыл холодильник, помолчал, глядя внутрь. Потом обратился ко мне:

      – Ты хочешь тирамису? Надо съесть, а то так и пропадет.

      – Пуркуа па, – вежливо протянул я.

      – Тогда изволь! Не откажи себе в подобающем удовольствии.

      Гвенаель

8

Здесь – «…нормально?» (фр.)