Полет в Эгвекинот. Полина Михайловна Разницина

ужасе от собственных слов, уставилась на Тяпу.

      Тот стоически перенес мой взгляд, но ничего не ответил. Я-то надеялась, что он тут же решит сознаться, однако тогда, как настоящий друг я, конечно, не позволю ему взять всю вину на себя, мы вместе объясним ситуацию… Но Тяпа упорно молчал. Было ясно, что сказанного назад не вернуть, и, если сейчас Янин ухажер не наберется смелости, придется за все отвечать одной.

      Тогда я решила давить на собственную мозоль – на гордость, но просчиталась: видимо, разным людям натирают разные чувства:

      – Да, возьму всю вину на себя. Скажу, что жестикулировала, пока мы с тобой болтали, и нечаянно попала локтем по стеклу. Сейчас пойдем к Евгении Александровне с Яной… Ян, ты же пойдешь?..

      Мне очень хотелось, чтобы моя речь прозвучала непринужденно, с некоторым презрением, но выходило испуганно и жалко.

      Тяпа так ничего и не ответил. Только глаза от пола больше не отрывал да на зеленых щеках кое-где начали проступать красные пятнышки.

      Пока мы с Яной поднимались на третий этаж, я старательно делала вид, будто мне совсем не страшно. Выходило так себе:

      – Нет, Ян, я все понимаю, и нет, не боюсь, конечно, но не думала, что Тяпа – такой трус! Это же он виноват! Думала, мы с ним вместе все объясним… А он…

      – Варюш, ну хочешь, я признаюсь?

      Яна сказала это легко и просто, так, словно ее вообще не пугали предстоящие разборки с учителями и жалобы родителям. И без того испорченное настроение не понимало, куда дальше портиться. Я злилась на Тяпу за то, что он такой трус, потому что бросил меня одну, но еще больше на Яну. Неужели она решила, будто я боюсь?! Нет, Я – не боюсь! Неужели она считает, будто храбрее меня?! Вздор!

      – Ты бредишь?! Ты-то здесь каким местом?! Нет! Ни за что!

      В таком настроении я и оказалась напротив кабинета Евгении Александровны. Страх накатил с новой силой. Если бы не Яна, стоявшая за спиной, я бы на вряд ли так просто взялась за ручку и открыла дверь… но прежде все же обернулась и, стараясь казаться спокойной и уверенной, проскулила:

      – Войдешь..?

      Яна кивнула. Отступать было некуда.

      – Евгения Александровна… я тут нечаянно.., – все… Как просто язык маленькой девочки превращается в язык крокодильих слез, всхлипов и соплей.

      В общем, подруге пришлось объясняться вместо меня.

      Пока Яна по всему кабинету развешивала грандиозную лапшу про связь жестикуляции и хрупкости местных окон, я не переставала реветь, хотя уже понимала, что убивать меня не собираются, да и докладные никто писать не будет. Евгения Александровна давно не слушала Яну и только утешала: «Варечка, тише, тише! Все решаемо, не плачь!» И чем дольше она говорила, тем больше накрывало ощущение безопасности, и слезы катились сами собой. Стыд мешался с благодарностью, чувство облегчения после пережитого испуга с жалостью к себе. Меня вообще нельзя успокаивать. Это может привести ко второму всемирному потопу, и, если не утону, как мне потом с этим жить?!

      – Яна, забирай Варю и идите на урок. Девочки, все в порядке, не переживайте.

      Выйдя