Смотр. Последняя невеста. Дина Гауз

мешок, деловито взвешивает его рукой. Одним резким движением вытряхнув содержимое, распинывает ненужные вещицы и подбирает марлю.

      В глазах у меня темнеет. Я цепляюсь ногтями в землю и, брюзжа кровавыми слюнями, кричу:

      – Нет, пожалуйста, не забирай их! Я тебя очень прошу, Кан! Хочешь, избей меня еще раз, но не трогай бинты! Я их Сереге несу!

      Кан смотрит на меня оценивающе, перекидывая пачки марли из руки в руку. Я знаю, что ему меня не жаль. Как не жаль было семнадцатилетнего парня втягивать в бои за деньги. Но в эту секунду мне нужна хоть самая малость сочувствия, хотя бы сейчас.

      И он мне ее дает.

      – Ну мы ж не звери совсем, хоть и из Дыбов. В часть долга это будет. Девятнадцать тысяч пятьсот теперь должна, Софийка.

      Это можно назвать данью сострадания, но мне больно даже сильнее, чем когда Кан вмазал по носу. Но не показываю никаких эмоций, пока Кан и его компания не уходят, растворяясь в темноте арки.

      У нас в семье правда все было хорошо, пока не забрали папу. Пока Серега не пострадал. Теперь я не уверена, что смогу продлить нашу жизнь хотя бы на еще один день.

      Еще какое-то время я лежу на земле, размазывая кровь по лицу рукавом кофты, лихорадочно соображая, что сейчас делать, как выкручиваться. Хочется разрыдаться всласть, но и не помню, когда в последний раз ревела от души. Даже когда принесли полумертвого Серегу домой, даже когда нет писем от отца, даже когда меня избили законодержцы, схватив с полными карманными ворованной картошки из магазина. Никогда не плакала.

      И сейчас не буду.

      Еле как встаю, ахаю от стрельнувшей в животе режущей боли и плетусь домой, шаркая ушибленной ногой.

      Может, Саня и прав был сегодня.

      Если это судьба у меня такая, неужели я выбрала ее сама?