Безумные рубиновые очерки. Мария Клименко

Надо будет его потом поблагодарить. Я стоял в пустом коридоре, радуясь, что додумался хотя бы натянуть джинсы.

      – Ладно, та ещё картинка будет, – усмехнулся я, надевая ботинки.

      И тут Хитер Хейзерфилд сделала то, что сможет не каждая женщина. Не отрывая презрительного взгляда от копов, она сняла с себя мою рубашку и накинула мне на плечи. Сделать это было несложно, потому что я тут же метнулся между ней и полицейскими. Носатый дёрнулся, но Лютер придержал его, что-то бормоча. Мне было наплевать, я смотрел на Хитер, оставшуюся халатике, который практически ничего не прикрывал. Взгляд у неё был жёсткий и решительный. В отличие от меня – от такого поступка я опешил больше, чем от ареста.

      – Если что-то пойдёт не так, помни: у тебя есть право на один звонок, – негромко сказала она. Теперь Хитер смотрела на меня как мой редактор – решительно, жестко. – Я свяжусь с Гардо и Хоуком.

      – Все будет в порядке, – я расправил ей кулак, на котором уже побелели костяшки, и поцеловал холодные пальцы. – Я уверен, всё это – большая ошибка, правда, ребята? Ладно, вы идите, я следом.

      Они не шелохнулись. Лютер продолжал косить по сторонам.

      – Эй, проявите уважение к женщине, – скривился я.

      – Идём, – сказал Лютер Милошу. Тот остался неподвижен и не сводил с меня взгляда. Я поборол желание сделать его нос ещё уродливее.

      – Идём, никуда он не денется, – заверил его Лютер.

      – Попробует сбежать – ноги переломаю, – пообещал Милош, и оба отвернулись и направились к лестнице.

      – Да он милашка, – бросил я.

      Я поцеловал Хитер в лоб и двинулся следом. На втором пролёте Милош пропустил меня вперёд. Зазвенели наручники.

      – Это лишнее, – промямлил Лютер. Бестолку. Я ощутил неприятный холодок на запястьях.

      – Эх, ребята, знали бы вы, какое преступление совершили, – с сарказмом сказал я, забираясь в машину. На окно своей квартиры я старался не смотреть. От одной мысли, что там сейчас происходит, у меня внутри начинало извиваться что-то скользкое и мерзкое. – За такое посадить мало.

      – Ник, замолчи, а? – чуть ли не взмолился Лютер. – Не усугубляй.

      – Было бы что усугублять, ребята, – фыркнул я им через зарешеченное окошко в задней части полицейского фургончика. – Мой самый страшный проступок – просрочка штрафа за парковку. А, правда, однажды я ночевал в обезьяннике. Я тогда был студентом, и одна из моих бывших решила угнать мою машину после вечеринки. Прикиньте, как она кричала, когда увидела меня в зеркале заднего вида? Вряд ли она подозревала, что владелец дрыхнет на заднем сиденье после той же тусовки и того же алкоголя.

      Лютер издал булькающий звук.

      – Да, смешно было. Правда, встречались мы недолго. Эльфки непредсказуемые. А ещё её постоянно тянуло в неприятности.

      – Прямо как одного моего знакомого, – фыркнул Лютер.

      – Не-ет, ты бы её видел! Там…

      – Заткнись.

      Милош не рявкнул, не крикнул, но сказал это таким голосом, после которого