Шесть тысяч мыслей Лины Коваль. Анастасия Малейко

Киры Сергеевны, сняла перчатки и осторожно позвонила. Ступила оливковой замшей в темную Кирину прихожую и очень вежливо попросила продать пианино. Кира, конечно, отказалась. Дело в том, дорогая моя, ворковала Кира, поглаживая кольца на смуглых жилистых пальцах, что пианино не продается. Это подарок деда – раритет, немецкая сборка, должно быть около двух веков. Инга расстроилась. Но ненадолго, потому что Кира усадила ее в кресло, включила торшер и они пили чай с мятными карамельками. Оказалось, что Инга-антикварша была когда-то учительницей математики, пока ее тетке не понадобилось продать шкаф. Шкаф был какой-то совсем не простой, привезенный из Парижа еще до революции. И вот Инга, не зная, какую цену поставить, побежала по реставраторам и оценщикам. А они хитрые, один говорит одно, другой – другое, кому верить – непонятно.

      – И пришлось ей во все вникать самой, – рассказывает мне Кира. – Как различать породы дерева, как определять возраст вещи, как правильно реставрировать. Так с тех пор и занимается этим антиквариатом. Бедная девочка…

      – Это почему же бедная? – спрашиваю я, припоминая замшевые сапоги у серебристого мерседеса.

      – А ты видела этих мужчин?..

      – Каких?

      – Ну, этих… По лестнице – туда-сюда, туда-сюда… – Кира дирижирует рукой вверх-вниз, показывая, как мужчины перемещаются в нашем подъезде.

      – Грузчиков, что ли? Ну видела. А что в них такого?

      – Они ее разорят! Это какой же надо быть дурочкой, чтобы нанять их в работники!

      – Работники – это рабы. А они – сотрудники. Да и что вам так не нравится в мужчинах кавказской национальности? – спрашиваю я Киру.

      – Кавказской национальности?! – Она смотрит на меня с любопытством. – Откуда это у тебя, Лина? Откуда ты взяла эту пошлость?! Просто я слышу, что они болтают на своем языке. Как бы побольше накинуть за этаж – вот о чем они тра-ля-ля! Да еще ругаются!

      – Вы что, знаете грузинский язык?

      – И грузинский, и азербайджанский, Линочка. Не забывай, что мой первый муж родился и вырос в Тбилиси. Мераб – настоящий горец! Он научил меня готовить хинкали! – И она подняла свои идеальные брови. – А вообще бизнес не женское дело, – добавляет Кира. – Лучше быть учительницей математики.

      – Или корректором, – говорю я.

      – Или… художником! – воодушевляется Кира. – Ты знаешь, что у него скоро выставка?

      – У кого?

      – Ну не у меня же, Лина! У Игоря, конечно! Тебе что, мама не сказала?

      – Нет.

      Кира молчит, поправляет свое голубоватое каре, а потом собирается по срочному делу. Я сижу, хмуро наблюдаю, как она натягивает толстый свитер, а в голове стучит, как поезд по рельсам: «у и-го-ря вы-став-ка, у и-го-ря вы-став-ка, у и-го-ря вы-став-ка…»

      Уже одетая, она оборачивается и строго говорит:

      – Ждать здесь. Никуда не выходить. Поставить чайник. Я – за эклерами.

      И, орудуя длинным черным зонтиком, как тростью, моя Кира вышла из квартиры.

      А я осталась сидеть, думать про Ингу, дядю Мераба и про