На вашем месте. Веселящий газ. Летняя блажь. Пелам Гренвилл Вудхаус

положенной в Ленгли-энд, вустерширской резиденции пятого графа Дройтвичского, можно было увидеть немало достойных зрелищ. За гравиевой дорожкой, окаймленной рододендронами, лежала бархатная лужайка, над которой веками трудились прилежные садовники. За нею было озеро в бахроме деревьев, а дальше – холм, поросший лесом. Те, кому довелось попасть в гостиную, нередко вставали у окна, чтобы пропитаться красотою.

      К числу их не принадлежал лакей по имени Чарльз. Пейзаж ему приелся. Кроме того, он говорил по телефону. Звонок раздался как раз тогда, когда он принес чайные принадлежности.

      – Слушаю, – сказал Чарльз. – Да, Ленгли, 330. Кто говорит?

      Дворецкий по имени Слингсби вошел в эту минуту и с неодобрением на него взглянул. Как все дворецкие, он полагал, что разговор по телефону требует мастерства, недоступного лакеям.

      – Ал-ло! – взывал Чарльз. – Алло-алло-алло!

      Лунообразный лик мажордома совсем затуманился.

      – Исполняете охотничью песню? – осведомился он.

      – Да это из Лондона, мистер Слингсби, – честно отвечал Чарльз. – Просят его милость.

      – Кто?

      – Не расслышал, мистер Слингсби. Линия барахлит.

      Дворецкий приник к телефону большим ухом и сурово спросил:

      – Простите, в чем дело? Не слышу. Приложите трубку к губам. Так, так. А, «Дейли Экспресс»!

      – И чего им надо?! – вмешался Чарльз.

      Слингсби не был демократом и одним мановением большого пальца поставил наглеца на место.

      – Нет, – сказал он далекому собеседнику, – я не лорд Дройтвич, я дворецкий его милости… его милость в гараже… нет, нельзя. На частные вопросы отвечать не уполномочен. Если это правда, его милость сообщит во все газеты…

      До сих пор манера его была поистине безупречна; но вдруг, обратившись в человека, он крикнул:

      – Эй! Не вешайте трубку! Кто выиграл в 2.30?

      Ответа услышать он не смог, ибо с газона, через французское окно, вошла леди Лидия Бессинджер, тетка его хозяина. Изысканный наряд свидетельствовал о том, что она вернулась с местной выставки цветов и декоративных растений.

      – В чем дело, Слингсби?

      – Из «Дейли Экспресс», миледи. Хотели проверить разнесшийся по столице слух о помолвке его милости.

      – Что-о? Дайте мне трубку.

      Она схватила трубку, но первыми ее словами были «А, Фредди!», обращенные к элегантнейшему существу, которое тоже вошло из сада и направилось к газетному столику.

      – Кто это? – спросило оно.

      – «Дейли»… Алло! Да-да. Что-о? – Леди Лидия удивленно и гневно обернулась к племяннику. – Это сумасшедший. Говорит мне «Красотка»!

      Слингсби попытался взять у нее трубку, бормоча «помехи на станции, миледи», но она ее не отдала.

      – Ничего не понимаю! – восклицала она. – Красотка пришла первой, Томат – вторым, Янки – третьим. А, вон что! Вы на кого ставили?

      – На Салата, миледи.

      – Очень глупо.

      – Без сомнения, миледи.

      – Какой кретин вам подсказал?

      – Мастер Фредерик, миледи.

      Достопочтенный Фредерик Чок-Маршалл поднял взор от газеты.

      – Вы уж простите, Слингсби! Бывает…

      – Так вам и надо, – сказала леди Лидия. – Кто слушает идиотов?

      Слингсби вздохнул, поклонился и вышел, один на один с горем. Леди Лидия вернулась к телефону.

      – Алло! Вы еще там? Простите, отвлеклась. Говорит леди Лидия Бессинджер, тетя лорда Дройтвича. А? Что? Нет, не думаю. Он бы непременно мне сказал. Десять лет, со смерти родителей, мы с мужем заменя… Алло, алло! Куда вы делись? Что ж, занимательный разговор.

      Она повесила трубку и опустилась в кресло.

      – Господи! – выговорила она. – Сейчас растаю.

      Фредди выглянул в сад, сверкающий на июльском солнце.

      – Да, жарковато, – признал он. – Как выставка?

      – Что там может быть? Мы получили приз за кальцеолярии.

      – Ура, ура, ура, – заметил Фредди. – А что это?

      – Такой цветок. Ну… кальцеолярия.

      – Ага, ага! Ясно. Что-то быстро вы вернулись.

      – Дядя сказал, что падает в обморок. Нет, вон идет…

      Действительно, в комнату вошел человек лет пятидесяти с лошадиным, но красным лицом. Облик его заслужил одобрение Фредди:

      – Вот это да! Одно слово – денди!

      Леди Лидия восторга не выразила.

      – Иди, иди, симулянт, – сказала она.

      – Я не симулянт, – возразил сэр Герберт, – у меня в глазах потемнело. А у кого не потемнеет? Жилет, цилиндр, цветы эти пахнут… Да я чуть не умер! Нет, ты мне объясни, почему я каждый год…

      – Наша семья, – объяснила леди Лидия, – должна быть представлена на выставке.

      – Какая семья? Нет, какая семья? Глава рода – Тони. Что я, лорд Дройтвич? Жаришься, жаришься,