Миниатюрист. Джесси Бёртон

вдаль на замочную скважину, воображая себе келью аскета. В ярости она даже хочет туда войти. Кто такая Марин, чтобы ей запрещать?! В конце концов, это она, Нелла, – хозяйка дома.

      Однако Нелла возвращается к себе и в смятении глядит на картину с дичью: окровавленные перья, искривленные клювы… Боже всемогущий, Марин еще и музыку ненавидит! Лютни делаются не для того, чтобы вешать на стену!

      Если Марин и заговаривает с ней, то дает указания или приводит имеющие целью унизить цитаты из Библии. Когда обитатели дома собираются вместе в передней слушать Священное Писание, Нелла с изумлением обнаруживает, что возглавляет действо именно Марин. У них дома этим занимался отец, когда был трезв, а теперь сестрам и матери читает Карел, в свои тринадцать лет уже имеющий солидный опыт.

      В остальное время золовка сидит в зеленом бархатном кресле в гостиной и с усердием проверяет расходы. Вертикальные столбцы счетной книги для нее – нотный стан, и цифры-ноты вызвякивают на нем тихую мелодию. Нелла хочет спросить о делах мужа и сахаре Мермансов, но разговаривать с Марин всегда непросто.

      На третий день, однако, она решается. Склонив голову, словно в молитве, золовка, как обычно, сидит в гостиной со счетной книгой на коленях.

      – Марин!

      Нелла впервые называет ее по имени и остро ощущает свою дерзость. Доверительности между ними этот шаг не прибавляет.

      – Да? – Марин вскидывает голову, подчеркнуто кладет перо на открытые страницы и опирается на великолепные резные подлокотники с растительным орнаментом. По тяжелому, неприветливому взгляду серых глаз Нелла заключает, что история с лютней не забыта, и начинает нервничать. С пера на бумагу капает клякса.

      – Так будет всегда?

      Дерзкий вопрос накаляет воздух. Марин выпрямляется.

      – Как «так»?

      – Я совсем его не вижу!

      – Если ты про Йоханнеса, могу тебя заверить: он существует.

      – А куда он ходит?

      Нелла переводит разговор, чтобы Марин пришлось отвечать основательнее. Однако второй вопрос приводит к еще более странному эффекту, чем первый: лицо Марин превращается в маску.

      – По-разному, – отвечает она ровно и скупо. – На биржу, пристань, в контору ВОК на Хогстратен.

      – И… чем он там занимается?

      – Хотела бы я знать, Петронелла!..

      – Ты знаешь. Я уверена, что ты…

      – Делает золото из грязи, гульдены – из воды, продает чужой товар по выгодной цене, снаряжает в плавание корабли, думает, что он всеобщий любимчик, – вот и все, что я знаю! Подай мне жаровню, у меня ноги как сосульки!

      Это, вероятно, самая длинная цепочка фраз за все время их знакомства.

      – Можно разжечь камин. – Нелла подвигает одну из маленьких жаровен, и Марин прижимает ее ногой. – Хочу посмотреть, где он работает. Скоро его навещу.

      Марин закрывает счетную книгу с пером посередине и, не сводя глаз с потертой кожаной обложки, произносит:

      – Я бы не стала этого делать.

      Нелла