Пионерское лето 1964 года, или Лёша-Алёша-Алексей. Александр Степанов

цветы. Их легко сорвать, не выходя за территорию лагеря.

      Первые лучи солнца уже осветили палату. Тихо. Девчонки не ожидали нашего набега и спят в живописных позах, некоторые не полностью укрыты простынками. Есть и такие, кто спит поверх простыни в трусиках и майках. Но не в тех майках, в которых они ходят на зарядку, а девчоночьих, из тонкого трикотажа и с узкими лямочками на плечах. И конечно, прикольно видеть их в летних домашних трусишках.

      Приоткрыв дверь так, чтобы можно было войти бочком, я шагнул внутрь. В конце общего прохода, у входной двери одна на другой стоят две табуретки, а на верхней ещё и швабра. Всё правильно, подумал я, если бы мы отодвинули дверь, швабра бы упала. Девчонки всё предусмотрели.

      Следом за мной вошли Кузя и Сашка. Скрывая улыбку, я приложил палец к губам и показал в противоположный конец палаты. «Оттуда начнём. Убежать легче, если что», ― шепнул я и махнул ладошкой, приглашая их следовать за собой.

      Внешность некоторых девчонок ещё не ассоциировалась у меня с их фамилиями, которые я, конечно же часто слышал на перекличках. Вот справа на одиночной кровати спит кучерявая девчонка. Бросилось в глаза, что во втором проходе между кроватями на животе спит девчонка с голой узкой спиной, и укрыта она только по пояс. Интересно, кто это? На дужке кровати у её изголовья наброшена её одежда, похожая на ночную рубашку.

      Кузнецов, тронув меня за руку, указал на неё глазами, улыбнулся и вопросительно посмотрел на меня, на Сашку, тихонько спросил у него:

      – Кто это?

      – Таня Соколова, ответил Сашка.

      – Вот даёт! ― улыбнулся Кузя.

      – А ты, когда жарко, разве в майке спишь? ― недоуменно посмотрев на него, шепнул Сашка. ― Кузя промолчал. ― А что тогда спрашиваешь, ― упрекнул он Кузнецова.

      В этом же проходе, подложив ладошку под щеку, спит сестра Сашки. Я иногда тоже так сплю. Заметив, что Кузнецом намеревается войти в проход к Соколовой, я показал ему кулак и, махнув ладонью, поманил за собой.

      Стараясь ступать как можно тише, мы осторожно продвигались к входной двери. Голова, что у него, что у меня: туда-сюда, туда-сюда…

      Как и в нашей палате, кровати в ряду, стоящие торцом к стене, кроме первой и последней ― одиночных, придвинуты друг к другу с проходом между ними к общей тумбочке. Как и у нас у торца каждой кровати табуретка с одеждой. Но у девчонок одежда так не везде. На дужках некоторых кроватей вешалки, и одежда на них. Аккуратистки. Утюг на отряд один.

      Кровати следующего прохода к тумбочкам оглядываю мельком, там спят Бердникова и Танька Снежная. У Снежной ― сто процентной блондинки, голые плечи. Значит, спит без майки; шагаю дальше, туда, где спят Пирогова и Жданова, а напротив их, через общий проход, ― Осипова и Белова.

      Светка Осипова простынкой укрыта по пояс, на ней не майка, а что-то похожее на комбинацию с кружевами по вороту и узкими лямочками на плечах, а её подружка, Танька Белова спит не укрытой. Она в жёлтых трусиках и девчоночьей майке. Из-за слабого намёка на грудь выглядит она малолеткой. Впрочем, она весёлая и общительная, и не дурнушка. И вот, наконец, последний проход с Емельяновой и Малютиной.

      Кузя,