Сказания о недосказанном. Николай Иванович Голобоков

Но не тот смрад от земли, которую швыряли лопатами на ещё тёплые, не остывшие тела, на не закрывшиеся, ещё смотрящие в небо безумные глаза.

      Теперь было другое. Она стояла на коленях, в лесу, Крымском лесу.

      Стояла на коленях, и не чувствовала боли. Не видела и не чувствовала, что стоит на коленях и острая щебёнка, камня – трескуна, режут её коленные чашечки, что болят суставчики на её ногах, и, она, она стояла, гладила ладонями ствол дикой яблоньки.

      Вокруг дерева сухие колючки, белая раскалённая щебёнка, и острые блинчики камней. А в тени яблони, зелёная травка, созревшие спелые яблочки.

      Она нагнулась, как в молитве. Аромат терпкий. Терпкий и сладкий, как детство, как то, такое далёкое детство, за той чёрной полосой её жизни.

      Этим наполнилась её душа, та, её часть, которая ещё не отравлена пережитыми муками и горем.

      А, слёзы, ах, эти слёзы. Что они могут? Много – очистить душу. Ну, слезинки, помогите, дайте свет, глазам моим и чувствам. Верните Свет памяти. Ясность ума и, воспоминаний. Что происходит? Когда наступит спокойствие души и тела. Наступит ли теперь после всего.

      Яблоня, ты знаешь, как жить? Ты смотришь и видишь свои плоды, ты смогла этим засушливым летом, на раскалённых камнях выжить, вырастить и уберечь в тени, под своей кроной, травку, цветы, даже ягоды землянички, красненькие. Они радуют всех. Ты родила, ты подарила, людям, зверюшкам лесным это чудо.

      Видишь, как ёжики собирают и несут, своим детишкам эту, твою радость. Как птицы рады этим райским плодам, а я кто? И, зачем я? Мне это не дано.

      Дед продолжал, свои реанимационные рассказы. В её глазах появилась, прокралась улыбка. Она по капельке, по маленькому кусочку – словечку, по одному, рассказывала фрагменты своего страшного пережитого. Открывала люк подлодки, задраенный на смерть, при аварийном погружении, и, подлодка со скрипом, и визгом железа люка, деформированного взрывами, открывала это, ему. Деду.

      Никто из сотрудников этого семейства, не знал. Не знали того, что она была и оставалась девушкой мечтавшей о муже, семьи и ребёнке. Своём ребёнке.

      Строгие судьи, наверное, осудят деда, за этот сценарий, такое лечение и истории, которые он выдал для неё, такой замороженной злом.

      Но она, Галина, тем глубоким своим не убитым и, не похороненным чувством, получила от снежного человека, и, от душевных, и благодарных человеку галок. И, теперь ей уже не нужен был ни один психолог. Очень трудно они выводят и, не всегда, человека, из такой бездны. У деда это получилось.

      Да. Светит солнышко, греет головки, примороженных тяжёлой судьбой, ребятишек. Зайчики, на зелёной траве, и эти зайчики, – тепло, тепло. Когда же у них, этих маленьких зайчат, растает лёд страха, прощаний с мамой. Неужели им, с этим, теперь жить? Не видеть света? Не услышать пташек? Лежать на травке, вдыхать и, не чувствовать аромата цветов и лесной землянички, и не извлечь из небытия глубин, своей памяти радость.

      И, опять, как всплытие подлодки, как мираж – в пустыне, высветились её переживания одиночества. Как же это давно было и, было ли? А потом. Потом было. Ох. Было.

      Лучше бы его