Сказания о недосказанном. Николай Иванович Голобоков

быстрее уходит такое, как у тебя, но ваши братья не поймут, как это, перенестись в прошлое и стереть то, что должно было потом случиться. Погрузить себя в состояние альфа уровень, и, визуализировать желаемое выздоровление, увидеть его. Это вам сейчас не понять, в этом воплощении.

      Ребята засыпали вопросами. На каком языке и как он с тобой объяснялся так не по – колхозному…. Он чукча, или славянин, как ты его понимала и на каком наречии ты ему отвечала.

      Вопросы. Вопросы без ответов. И, когда она сказала, что это было скорее общение – телепатически, точнее – телепортация мыслей, воли и предметов. И, это наука нам пока не по коробочке.

      Волосы на их макушках встали, поднялись вертикально, как у макаки, которая встретилась, нос к носу с, с, леопардом, и, это было последнее мгновение, которое говорят, герой не Отелло, на сцене. Здесь проще. Жить, или, не жить! Кто сегодня будет обедать. И кем. Как его зовут.

      Все, и юморист, как военные, отдали честь, подняв руки к голове, но долго крутили указательными пальчиками у своих височков, на голове, конечно, вертел каждый у своих, ушей, которые теперь вдруг повисли как крымские лопухи в полдень знойный…

      В милых беседах, творческих дискуссиях, спорах, да и институтах, где они набирались ума без разума, таких тем не поднимали, а если кто и слишком умничал, серьёзно им вдалбливали, – это профанация. И, потому как она произносила эти непонятности, решили, – она тооогооо…

      Потом, как следователь Мура, наш юморист, пошёл, попрыгал по бурелому тайги, обследовать ландшафт, вокруг да около её гамака, после посещения такого гостя, может и, правда, подарок, лежит – валяется, гостей дожидается… Он, был уверен, это попахивает хорошей профессионального уровня – дуркой.

      По причине своего устройства и характера, он запел, но так, что бы опять не получить гонорар, который хуже гонореи.

      – И куда не поедууу, и куда не пойдуууу, ни сегодня и не завтра нихрена не найдууу.

      И, и…тут его, уже не телепатически, пристукнула опять по лобным бугорочкам, которые ещё излучали вибрации, ох и ах не от поцелуев, щедро дарила Маша, но теперь и жаль, – Маша, да не наша – почти теперь инопланетянка.

      … Не очень далеко, от изголовья их, не уснувшей навеки, красавицы, лежал большой лопух… с, с, с каким то фаршем… из корешков… и, сухой травы и всё это напоминало, химический состав такого сусла, которое можно увидеть у алкашей, после пропойной ночи и щедрой закуски, которую он так смело и, без сожаления, возвратил из своего чрева на травку муравку, утром после того…

      Прошли тяжёлые минуты, и он, юморист, изрёк, но уже во всёуслышание.

      – Хорош снежный обезьян, – бикфут, юморииист, такое отмочиить… Наши алкаши такой юмор и то не позволяют себе. Морды будут биты за такой кулинарный, не вкусный садизм.

      Все, пришедшие стояли рядом, как почётный караул у тела усопшего досрочно от приступа бутылимана – сорокаградусного напитка.

      От визуального обследования, от вида этой панацеи, два будущих медицинских светила, пока студенты, дипломники, поскакали в кусты, подальше, подаальше, с душевными мелодиями – стонами,

      –…