Хенемет-Амон. Павел Сергеевич Марков

опустил веки, пытаясь сдержать поток слез, но они хлынули сквозь них, подобно соленому водопаду.

      – Просто скажи, – ласково попросил мулат.

      – Сененмен, – тихо прошептал он.

      Саргон встал и подошел к верблюду, развязал один из тюков и опустил туда руку.

      – Что ты делаешь? – прошептал Джехутихотеп.

      – Ищу серебро.

      – Которое тебе дали в виде платы за мое сопровождение?

      – Угум.

      – Но зачем тебе оно понадобилось?

      – Хочу дать ему немного.

      – Это не вернет старику кошку, – покачал головой паренек.

      Саргон вскинул на него решительный взгляд:

      – Не вернет. Но серебром можно оплатить погребальный обряд. Принести жертвы Инпу[3] и молитвы Кебхут[4]. Успокоить несчастного.

      Джехутихотеп расплылся в улыбке:

      – Я же говорил, у тебя доброе сердце.

      Мулат вяло улыбнулся в ответ:

      – Может быть.

      Достав, наконец, искомый предмет, Саргон развязал мешочек, выудил оттуда один дебен и положил кошель обратно. Серебро заманчиво засверкало на ладони. Сжав ее в кулак, мулат вернулся к опечаленному старику и сунул тому в руку драгоценный металл.

      – Вот. Держи.

      Сененмен вздрогнул, ощутив на своей коже приятный холодок серебра. В изумлении он уставился на дебен.

      – Это… – непослушными губами прошептал он.

      – Для твоей кошки, – ободряюще улыбнулся мулат.

      Старик воззрился на путника. В его заплаканных глазах читались непонимание и благодарность. Непонимание, какое дело постороннему человеку до его горя. И благодарность за такую бесценную поддержку.

      – Как… как мне тебя… отблагодарить, юный воин? – прошептал Сененмен дрогнувшим голосом.

      Мулат улыбнулся и встал:

      – Похорони свою миу. Это и будет твоя благодарность.

      Не давая ему времени на возражения, Саргон резво вскочил на верблюда и приказал двигаться дальше. Минхотеп послушно затопал по грунтовой дороге, взбивая ногами пыль. Путешественники чувствовали на себе изумленный взгляд старика.

      Оба ехали, молча, погруженные в мрачные раздумья. Хижины бедняков мелькали по обе стороны тракта, но они их даже не замечали.

      Джехутихотеп, полный сочувствия, вспоминал лицо несчастного Сененмена, и как на нем появились проблески надежды, когда ему в руку упал серебряный дебен.

      Саргон же, сдвинув брови, размышлял о случившемся с иной стороны.

      «Техену на колеснице раздавил кошку средь бела дня в Пер-Бастет. Да причем сделал это нарочно! Зачем? Хотел отомстить? Но как бедный старик мог насолить какому-то жителю пустыни? И разве он не знает, что убийство животного карается смертью?».

      Случай с Сененменом оставил неприятный осадок на душе. На какое-то время мулат даже забыл о своем намерении пополнить запасы провизии прежде, чем отправиться в Биау. И только когда хижины бедняков остались далеко позади, сменяясь шатрами да лавками, мулат вспомнил об этом. До слуха стали долетать шум и гам. Галдеж местных торговцев, пытающихся перекричать друг друга и продать покупателям свои