Рыба ушла с крючка. Эрл Стенли Гарднер

Звучит весьма интимно, – сказала она. – Мне кажется… Да, впрочем, я уже как-то привыкла к этому, и мне даже начинает нравиться… Я чувствовала себя такой одинокой и изолированной, а вот теперь здесь вы, и я… Теперь у меня такое чувство, что вы – надежный, уверенный в себе мужчина и знаете, что делаете.

      – Благодарю.

      – Что собой представляет ваша партнерша? Она симпатичная женщина?

      – Нет.

      – Не симпатичная? – удивленно переспросила Мэрилин.

      – Берта отнюдь не стремится произвести приятное впечатление.

      – А к чему она стремится?

      – К делу, к результату и наличным.

      – Сколько ей лет?

      – Где-то около шестидесяти, возможно, пятьдесят пять.

      – Толстая?

      – Как рулон колючей проволоки.

      – Физически сильная?

      – Как бык.

      – Скажите, Дональд, вы ей нравитесь?

      – Иногда мне кажется, что-то такое есть, – сказал я. – А иногда я думаю, что она меня ненавидит всеми фибрами души. Я довожу ее до бешенства.

      – Почему же, Дональд?

      – Потому что у нее своя колея рассуждений и она норовит и меня затащить туда же, а я по чужой колее ездить не намерен.

      – У вас интересная, образная манера выражать свою мысль. Мне это начинает нравиться. Вообще, я сегодня чувствую себя намного лучше.

      – Давайте двигайте под душ, – сказал я.

      Через четверть часа телефон снова зазвонил.

      – Что будем делать? – громко спросил я. – Хотите, я подойду?

      – Бога ради, не надо, – откликнулась она из ванной. – Если это моя мама – и вдруг ей отвечает мужчина!.. Мне придется ей долго объяснять, кто да почему. Не подходите, я сама отвечу.

      Телефон продолжал названивать. Я услышал шлепанье босых ног, затем она проскользнула мимо меня, наспех закутанная до подбородка в махровую простыню. Правой рукой она придерживала простыню, а левой подняла трубку.

      – Алло! – сказала она, и я увидел, как она одеревенела, а затем кивнула мне.

      Я подошел, и она передала мне трубку. Я включил магнитофон.

      С другого конца провода донеслось тяжелое дыхание. Иных звуков не было.

      Я сказал:

      – Ты что-то зачастил сегодня, а? Как твои бронхи? Я вижу, что в тот раз я задел тебя за живое и ты жаждешь реванша. Но тебе смелости не хватает действовать в открытую, вот ты опять и взялся за свои любительские телефонные фокусы.

      Мэрилин Чилан стояла рядом со мной, совершенно зачарованная моими монологами. Забыв о своем более чем скудном наряде, она глядела, как крутится бобина с пленкой. Я держал магнитофон в режиме громкой записи, поэтому она могла слышать все, что идет с телефона на пленку.

      Я продолжал:

      – Одно дело – пугать женщин детской чепухой, и совсем другое, когда против тебя – мужчина. Ну, почему же ты не действуешь открыто, трусливая крыса? А может, ты вообще баба, одна из тех отчаявшихся тварей, которой господь не дал нормальной половой жизни? Или у тебя никогда не было мужика, достойного этого названия, оттого ты и рехнулась от зависти к нормальным бабам, которые спят с мужиками?