Четвёртое измерение. Непоэзия. Наташа Корнеева

обнимал – все до одной,

      тёмный был? да полноте – святейшество

      нынешних отмытых до вранья

      так смердит, что истины простейшие

      превратились в скопища гнилья,

      врезать бы по кумполу тюленьему,

      дать пинка, чтоб весь в дерьма холмец,

      да как гаркнуть: «Суки! Охуели вы!

      это же не жизнь! это – пиздец!»

      Скот и тот ревёт слезой горючею,

      чуя неизбежный свой конец,

      плачет даже в огороде чучело,

      тряпками распятое на крест,

      крыса никогда назад не пятится,

      коли сдохнуть – станет биться вхлам,

      что же мы то катышками катимся

      без сопротивленья в тарарам,

      жалуемся по пути наклонному —

      не туда пастух овец ведёт.

      быдло! не снабжается соломою

      перед тем, как забивают, скот

      пока живу

      В стихах – спасение и мука,

      В словах разболтанная боль,

      Бывает жизнь такой падлюкой —

      Хоть в петлю лезь, хоть волком вой,

      Хоть три глаза́, хоть вырви к чёрту —

      Но темноту не продохнуть,

      В конце концов жизнь сводит счёты

      Когда-нибудь и как-нибудь,

      А я размахиваю взглядом,

      И амплитуда велика,

      Куда мне надо и не надо,

      Пока живу, живу…пока

      вороной серой на помойке

      объедки слов и крошки букв

      клюю в краю полынно-горьком,

      слюною подавляя бунт,

      тасует гарь амбре немытых

      на баррикадах мёртвых снов,

      старухе каждой по корыту

      за неименьем стариков,

      все рыбки проданы в аквариум,

      все сети выпущены в мир,

      а все титовы и гагарины

      запатентованы до дыр,

      болезно под коростой вспученной

      помрут вершки и корешки,

      и принимая крест за чучело,

      из агнцев свяжут варежки,

      шарфы да шапочки увечные

      у камелька да фитилька,

      на шеях головы бесплечные,

      петля – петéлька – пéтелька,

      по окнам – вера в незабвенное,

      забвенья клочья – по углам,

      рассвет – с разрезанными венами,

      закат – распоротый по швам,

      а между ними – ночь да денное

      в исподнем шастает белье,

      заморыш – море поколенное

      мнит о бумажном корабле,

      горы́ обходы зубоскалятся,

      песок несчитанный ревёт,

      сокрыта живопись наскальная

      под буревестников помёт,

      глаза зажмурь – давай, приплясывай,

      до вывороченных зубов,

      напильником точили лясы нам

      до самых мозговых основ,

      и доверяли полоротые

      весёлым карточным домам,

      да шли нагими за ворота и

      сгибали спины пополам,

      играли в крестики да нолики,

      от фонаря под фонари

      на кухнях тесненьких – доколи нам —

      всё бздели, – громко не смогли,

      за