Vows of the Forgotten Souls. Naive Fawn

о её щедрости, – его слова звучат громко и уверенно, и я замечаю, как на лицах собравшихся появляется отвращение. – Оскорбление, или, упаси Глава, причинение вреда кому-то из них должно караться смертной казнью! – он повышает голос, почти крича, вращаясь в разные стороны, чтобы захватить взгляд каждого.

      Затем его взгляд направляется ко мне с почти благоговейным выражением, и он добавляет: – Но наша Госпожа милостива и милосердна. Она решает не лишать жизни провинившегося и готова вынести более мягкий приговор.

      Он задерживается на мне, многозначительно смотрит в глаза, и я на мгновение теряюсь. Он знает, что нам запрещено убивать рабов. Но этот спектакль, который он разыграл, должен был подкупить меня, возвысить его в моих глазах. Он наслаждается своим положением, любуется тем, как внушает страх. Это его роль. А у меня есть своя, и я не имею права забывать о ней.

      – Он оскорбил меня, – говорю я холодным, почти безжизненным голосом. – И заслуживает жестокого наказания, чтобы каждый из вас знал, что можно, а что непозволительно! – мой голос становится резким. Я смотрю на их лица, вижу ярость и непомерное чувство несправедливости, почти бунт.

      «Если ты покажешь свою слабость, Селена, значит, ты действительно слаба…» – слова отца звучат в голове, и я мгновенно собираюсь.

      Они или я.

      Я вдыхаю полной грудью, готовая продолжить, но вдруг мои глаза встречаются с взглядом Ренны. Она выделяется среди всех. Её взгляд не полон жажды мести, в нём только умоление. Слезы, застывшие в её широко раскрытых глазах, полные недоумения и страха, мгновенно пробуждают сомнение. Да, он ударил меня, но случайно. Заслуживает ли он такой жестокости? Я так легко ломаю чужие судьбы. Если бы на его месте была Ренна… она ведь заботится о нём.

      – Госпожа? – тихо произносит Халки, ощущая, что что-то не так. – Если вы всё же считаете, что он заслуживает самой жестокой кары, мы что-то придумаем… – его слова звучат с неловкостью, как будто он говорит о чём-то запретном, постыдном.

      – Нет, – отвечаю я, – это слишком. – Мой взгляд снова встречается с глазами Ренны.

      – Он заслужил десять плетей, – произношу я спокойно, с величественным холодом в голосе. – Начинайте. – И кидаю взгляд на громилу, который уже держит плеть в руках.

      Даже для обычных горожан за кражу мелочи положено минимум пятнадцать ударов. Можно считать, что я его помиловала. Ренна смотрит на меня почти с облегчением, как если бы я сняла с её плеч тяжкий груз.

      Халки, выглядя недоуменно, кажется, что он ослышался. Но через мгновение его лицо озаряет ехидная ухмылка.

      – Госпожа, вы так милосердны, – произносит он тихо, почти шепчет. – Я понимаю…

      – Госпожа вынесла приговор! – торжественно восклицает он, обращаясь к толпе. – Но, как смотритель, я не могу простить такого нарушения! – Он делает знак кому-то в толпе, – Поэтому наказание будет производиться моей особой плетью.

      Я вижу, как кто-то торопится к нам и передает громиле новую плеть, забирая старую.