Во имя Солнца. Дарья Савицкая

тощую девку в почти мужской одежде, с волосами, обрезанными так коротко, что они даже не касались плеч, за которой ходит хвостом несчастливая белая собака?

      Дверь закрылась, отрезая меня от их нежелательного внимания. Интересно, решатся ли они меня окликнуть или догнать? Едва ли. Могут ли рассказать Весновнице и Аметисте где именно изволит гулять недоразумение, по ошибке рождённое принцессой? Это вполне возможно. Они не рискнут меня трогать, но вполне могут помочь меня найти моим фрейлинам.

      Нужно срочно сменить направление.

      – Дуры теневые, – в сердцах процедила я, вышагивая по коридору и судорожно пытаясь вспомнить, в какой части замка нахожусь и куда отсюда можно выйти. – Ду-ры, – повторила я по слогам с удовольствием. Снежок трусил рядом, и мягкие собачьи шаги заглушались его же собственным громким дыханием.

      На рубашке, как назло, не было капюшона, и попадающиеся мне на пути слуги косились сверх всякой меры подозрительно. Подавляющие большинство населения замка помнило, как я выгляжу лишь по портретам пятилетней давности, и явно не ожидали повстречать принцессу в огромной мужской рубашке, едва-едва с меня не сваливающейся и в штанах, подпоясанных куском грязной верёвки.

      Да и не похожа я на принцессу. Скорее на мальчика, убирающего за свиньями на скотном дворе.

      Выдавали меня только волосы. Я их срезала – криво и почти вслепую, так, что длина у меня была примерно как у мальчишки, не желающего ни регулярно стричься, ни отращивать волосы ниже плеч. Но цвет всё равно был заметен.

      Вернее, три цвета. У иных праведников-молитвенников от подвигов появлялась «солнечная метка» – одна или несколько прядей могли изменить цвет, став рыжими или золотыми. У меня примерно с годовалого возраста волосы растут трёх цветов сразу – русые, золотые и рыжие. Самое ужасное, что они росли прядями, отчего издалека казалось, будто у меня на голове капюшон из шкурки трёхцветной кошки. Ни у кого больше не было таких шутовских патл.

      А, ну да. Ещё меня выдавал Снежок. В замке любят собак, но только тех, которые не рождаются поганой белой масти, ведь белые животные, по суевериям простонародья, приносят несчастья, мор, голод и неурожай черники, а также делают похмелье особенно тяжёлым. Снежок же был белым, как сугроб. Четыре года назад я отобрала его у кухонных слуг, топящих в ведре щенков слишком светлой масти – тех, у кого были слишком мелкие рыжие и чёрные пятна. Щенков было четверо, и трое из них захлебнулись прежде, чем я смогла растолкать завороженно наблюдающих за смертью мужиков. Все трое были белыми с заметными пятнами на ушах и лапах, что в целом делало их всё-таки не полностью белыми.

      Четвёртый был белее молока, и белизну его шерсти разбавляла только проступающая на пузе розовая кожа.

      Приказать принцессе выбросить собаку никто не посмел. Да что принцессе. Приказать Солнце-богу выбросить собаку никто не осмелился.

      Потому что я и есть Солнце. Воплощение Солнце-бога.

      По крайней мере, так утверждает дедушка Сокол. По крайней