По мокрой траве, на исходе лета (альтернативная реальность). Ниk Алеkc

руки с длинными “музыкальными” пальцами, тонкие лодыжки… хрупкая, почти подростковая фигурка, небольшая (однако, женственная) грудь…

      Чуть припухшие, яркие, почти детские губы. Аккуратный прямой носик. И огромные миндалевидные, затененные пушистыми ресницами глаза. Под “соболиными” бровями.

      Она сама вряд ли сознает, насколько хороша. Насколько желанна.

      Эти завитки темных волос над высоким лбом и у висков. Этот чуть хрипловатый, мягкий, низкий голос…

      Эта озорная улыбка.

      И кошачья грация в каждом движении.

      …Лишь в этот момент он с ужасающей отчетливостью осознал, что совсем не готов ее потерять. Потерять свою девочку.

      Которая, казалось, всецело ему принадлежит.

      Увы. Лишь казалось.

      По-настоящему она принадлежала отнюдь не ему.

      …Черт, да что это с ним, в самом деле? Неужто всерьез привязался к этой пигалице? Она ведь, строго говоря, в дочери ему годится…

      “Что тебе не помешало быть с ней как с полноценной женщиной”, – ехидно шепнул внутренний голос.

      …Где он совершил ошибку? Когда свернул не туда? Как вообще допустил нынешнюю ситуацию?

      Ситуацию, в которой отчетливо ощутил себя проигравшим.

      Нет. Он не готов ее потерять. Совсем не готов.

      …А ведь интуиция изначально нашептывала – не связывайся, эта девочка далеко не проста…

      С самого начала. Когда Егор начал за ней активно ухлестывать, а, ничего не добившись, впал в глубокую депрессию.

      Ему бы, Горицкому, отправить сынка “на воды” да и забыть. Нет, любопытство взыграло – что ж это за юная нимфа, отвергающая влюбленного в нее мажора?

      Любопытство наказуемо, народная мудрость, как всегда, оказалась права.

      Он и сам не заметил, как “коготок увяз”. А дальше, как известно, и “птичке пропасть”.

      …Может, это просто задетое самолюбие сейчас взъерепенилось? Как она посмела да как смогла…

      А вот смогла.

      Загадочная русская душа, будь она неладна. Описанная великим Федором Михайловичем в образе обольстительной чертовки Настасьи Филипповны – по сути, оторвы оторвой, но в глубине души – абсолютно невинной…

      Впрочем, Настенька, конечно же, не оторва. Нет. Девчонка по сути. Девчонка, сама не знающая, чего хочет.

      Вожжа под хвост ей попала, не иначе. Блажь взыграла.

      Может, и следует ее отпустить сейчас?

      Пусть уходит. Хочет быть со своим мальчишкой – ради Бога. Он не станет ее удерживать. Лети, птаха, лети… до первых заморозков.

      “Заморозков” в виде безденежья, в виде потери возможностей, которые ей мог предоставить (и предоставлял) он, состоятельный любовник, но которых никогда не сможет предоставить мальчишка-студент, даже не имеющий отдельного жилья.

      …Гадкие мысли. И настроение гадкое.

      Все-таки, в чем он ошибся? Где оступился? И как нужно было поступить?

      Что может ей дать этот щенок, из того, что не способен дать он, сорокапятилетний состоявшийся мужчина?

      Штамп в паспорте? И только-то?

      Ему