По мокрой траве, на исходе лета (альтернативная реальность). Ниk Алеkc

к чему она клонит.

      Настя молча пожала плечами. Пусть не прикидывается. Этот матерый хищник с отменно развитой интуицией и отточенными навыками выживания в дебрях дикого отечественного капитализма обычно всё схватывал на лету.

      – Точку… в наших отношениях?

      Она опустила глаза, потом обвела взглядом гостиную. До чего изысканная, до чего роскошная обстановка… откуда же у нее отчетливое ощущение дискомфорта?

      Видимо, гены. Гены далеких предков, вполне уютно себя чувствовавших в деревенских избенках. И не мечтающих о дворцах.

      – Я могу узнать, по какой причине? – мягко спросил Горицкий. Мягкость, разумеется, была обманчивой.

      В его взгляде мягкости не было. В цепком и внимательном взгляде светло-ореховых глаз.

      “А ведь интересный мужчина”, – отстраненно подумала Настя. Наверняка многие женщины – начиная со служащих его финансовой компании, заканчивая светскими “львицами”, – мечтают заполучить такого…

      Такую “добычу”.

      А она, умница-красавица, вздумала нос воротить.

      (Эта дурацкая мысль даже вызвала у нее мимолетную усмешку).

      – Мы с Дэном подали заявление, – сказала Настя.

      – Заявление в ЗАГС? – голос его приобрел еле заметную хрипотцу.

      Она – на сей раз, с удивлением, – вскинула глаза на своего солидного покровителя (патрона).

      – Именно.

      – Да… – Горицкий несколько секунд просидел неподвижно, потом вышел из-за стола. Приблизился к окну. Сказал, не оборачиваясь (на сей раз голос его звучал глухо):

      – И какова причина такой спешки? Ты случаем не беременна?

      Настя ощутила жар в щеках.

      – Нет! – ответила резче, чем хотелось. – Просто…

      Просто мне надоело ощущать себя шлюхой.

      Оп. Вот и сказано то, чего говорить не следовало ни под каким видом.

      Горицкий резко обернулся. Побледнел.

      – Что за бред? Что ты несешь?

      Он тоже не слишком себя контролировал. Во всяком случае, раньше столь резких и грубых реплик в свой адрес Настя от него не слышала.

      – Ну, содержанкой, – она понизила голос, чувствуя, что лицо продолжает гореть. И мечтая об одном – чтобы этот тягостный разговор, это ненужное объяснение закончились как можно быстрее.

      Пусть делает, что угодно – отберет “тачку”, заблокирует ее счета, даже “цацки” заставит вернуть – только оставит ее в покое. Сделает вид, что они не знакомы.

      Что ничего не было.

      И она останется с Дэном. Со своим светловолосым и сероглазым “тигрой”, который, опустившись на одно колено, “по-рыцарски” бинтует ее распухшую лодыжку и делает вид, что сердится на нее, такую неуклюжую и неспортивную “лыжницу”, тогда как в действительности любит ее, как никто другой. (Включая господина Горицкого с его дорогими подарками. Нет, не подарками – презентами. И его рыночной философией, гласящей – за всё нужно платить. Платить или, на худой конец, расплачиваться.)

      – Малыш, – его голос смягчился (Настя