.

словно стайки мошкары, метались какие-то птахи, потом – крошечную тройку распряжённых лошадей между этими деревьями, мирно пасущуюся на покрытой тонким, словно декоративная пыльца, блёкло-зелёным бархатом земле…

      А секундой позже он заметил две человеческие фигурки с запрокинутыми головами, которые замерли совсем рядом с краем бесконечного обрыва – и взревел от неукротимой, животной, принадлежащей как будто бы даже и не ему самому ярости:

      – Ах вы зар-р-разы…

      С утробным рыком Флинн выпустил из жутких перекрученных пальцев длинные чёрные когти и пулей бросился вниз, пытаясь опрокинуть Вильфа на землю.

* * *

      «Овод, я Игла, выходим к периметру, приём…»

      «Понял тебя, приём…»

      Игла поймал на себе вопросительный взгляд Мухи (встроенный в его гортань трансивер ловил даже самые слабенькие сокращения голосовых связок и был достаточно чутким, чтобы позволить себе говорить не вслух) и коротко кивнул.

      Они обошли бесконечную мрачную очередь рядом с автобусной остановкой, вышли на задворки воняющего испорченной рыбой рынка и миновали ещё одну такую же очередь около покрытой чёрной плесенью стены продуктового склада.

      Игла не зря решил идти дворами: с этой стороны галдящей центральной площади разноязыкая толпа – хоть многие в ней и щеголяли золотистыми ленточками на рукавах – если и была вооружена, то разве что термобидонами. И была эта толпа, как ни крути, занята серьёзным делом: в Сигню ходили слухи, что в этот вторник должны выбросить в продажу внеочередную партию синтетического молока, и счастливые обладатели рационных карточек («не меньше двух детей до пяти лет и не меньше одного взрослого в семье, трудоустроенного на предприятии Альянса») дежурили у входа на склады уже с глубокой ночи.

      Так что дорогу Игле с Мухой неохотно, но всё же уступали, лишь время от времени бросая угрюмые взгляды на их чёрные форменные куртки.

      – Консульская, – небрежно обронил Игла, останавливаясь напротив шипастой стальной решётки. – Особая срочность.

      – Оба? – от насупленной и какой-то одутловатой, словно плохо пропечённый блин, морды за жужжащими канатиками лазерных лучей отчётливо пахнуло перегаром.

      – Оба.

      Одутловатый протянул сквозь прутья сканер радужки, похожий на огромную старинную лупу. На металлическом ободке сканера искрились от подтаявшей изморози чешуйки ржавчины. Игла, не отрываясь, смотрел на их рыжеватые заусеницы, напоминавшие крупинки ещё необработанной «дигаммы семь», какой её обычно доставляют на сигнийский завод подводники, и изо всех сил старался не моргать. Скопированные биолинзы были ещё совсем новенькими, и одно нечаянное движение глаз могло сейчас всё испортить.

      Океанский воздух противно отдавал гарью и металлом, оставлял суховато-горький привкус на языке, леденил взмокший под фуражкой затылок.

      Ничего, надо ещё немного потерпеть…

      Тонкий писк считывателя.

      Ещё один.

      Рука