До третьих петухов. Василий Шукшин

тысяча…»

      – Он с какого года рождения?

      – С девяностого.

      «…одна тысяча девяностого года рождения, плотник в бывшем, сейчас сидит на пенсии. Особых примет нету…Вышеуказанный Тимофей двадцать пятого сентября сего года заявился домой в состоянии крепкого алкоголя. В это время семья смотрела телевизор. И гости еще были».

      – Как кинофильм назывался?

      – Не знаю. Мы включили, когда там уже шло, – пояснил отец. – Про колхоз.

      «…Заглавие фильма не помнят. Знают одно: про колхоз.

      Тимофей тоже стал смотреть телевизор. Потом он сказал: «Таких плотников не бывает». Все попросили Тимофея оправиться. Но он продолжал возбужденное состояние. Опять сказал, что таких плотников не бывает, вранье, дескать. «Руки, – говорит, – у плотников совсем не такие». И стал совать свои руки. Его еще раз попросили оправиться. Тогда Тимофей снял с ноги правый сапог (размер 43–45, яловый) и произвел удар по телевизору. Само собой, вышиб все на свете, то есть там, где обычно бывает видно.

      Старший сержант милиции КИБЯКОВ»

      Ермолай встал, сложил протокол вдвое, спрятал в планшет.

      – Пошли, дядя Тимофей!

      Петька до последнего момента не понимал, что происходит. Но когда Кибяков и отец стали поднимать деда, он понял, что деда сейчас поведут в каталажку. Он громко заплакал и кинулся защищать его.

      – Куда вы его?! Деда, куда они тебя!.. Не надо, тять, не давай!..

      Отец оттолкнул Петьку, а Кибяков засмеялся:

      – Жалко дедушку-то? Сча-ас мы его в тюрьму посадим. Сча-ас…

      Петька заплакал еще громче. Мать увела его в уголок и стала уговаривать:

      – Ничего не будет с ним, что ты плачешь-то? Переночует там ночь и придет. А завтра стыдно будет. Не плачь, сынок.

      Деда обули и повели из избы. Петька заплакал навзрыд. Городская тетя подошла к ним и тоже стала уговаривать Петьку:

      – Что ты, Петенька? В отрезвитель ведь его повели-то, в отрезвитель! Он же придет скоро. У нас в Москве знаешь сколько водят в отрезвитель!..

      Петька вспомнил, что это она, тетя, привела милиционера, грубо оттолкнул ее от себя, залез на печку и там долго еще горько плакал, уткнувшись лицом в подушку.

      Дядя Ермолай

      Вспоминаю из детства один случай.

      Была страда. Отмолотились в тот день рано, потому что заходил дождь. Небо – синим-синё, и уж дергал ветер. Мы, ребятишки, рады были дождю, рады были отдохнуть, а дядя Ермолай, бригадир, недовольно поглядывал на тучу и не спешил.

      – Не будет никакого дождя. Пронесет все с бурей.

      Ему охота было домолотить скирду. Но… все уж собирались, и он скрепя сердце тоже стал собираться.

      До бригадного дома километра полтора. Пока добрались, пустили коней и поужинали, густая синева небесная наползла, но дождя не было. Налетел сильный ветер, поднялась пыль… Во мгле трепетно вспыхивали молнии и гремел гром. Ветер рвал, носил, а дождя не было.

      – Самая воровская ночь, – сказал дядя Ермолай. – Ну-ка, Гришка… – Дядя Ермолай поискал глазами, я попался ему. – Гришка с Васькой, идите на точок