До третьих петухов. Василий Шукшин

не бывает?

      – А что, тебе разве этот парень глянется?

      – Какой парень?

      – С гармошкой-то. Который в окно-то лазил.

      – Он не лазил в окно, – поправлял Петька; он точно помнил все, что происходило в фильме, а дед путал, и это раздражало Петьку. – Он только к окну лез, чтобы спеть песню.

      – Ну, лез. Я вон один раз, помню, полез было…

      – А что, он тебе не глянется?

      – Кто?

      – Кто-кто!.. Ну парень-то, который лез-то. Сам же заговорил про него.

      – Ни вот на столько. – Дед показывал кончик мизинца. – Ваня-дурачок какой-то. Поет и поет ходит… У нас Ваня-дурачок такой был – всё пел ходил.

      – Так он же любит! – начинал нервничать Петька.

      – Ну и что, что любит?

      – Ну и поет.

      – А?

      – Ну и поет, говорю!

      – Да его бы давно на смех подняли, такого! Ему бы проходу не было. Он любит… Когда любют, то стыдятся. А этот трезвонит ходит по всёй деревне… Какая же дура пойдет за него! Он же несурьезный парень. Мы вон, помню: поглянется девка, так ты ее за две улицы обходишь – потому что совестно. Любит… Ну и люби на здоровье, но зачем же…

      – Чего – зачем?

      – Зачем же людей-то смешить? Мы вон, помню…

      – Опять «мы, мы». Сейчас же люди-то другие стали!

      – Чего это они другие-то стали? Всегда люди одинаковые. Ты у нас много видел таких дурачков?

      – Это же кино все-таки. Нельзя же сравнивать.

      – Я и не сравниваю. Я говорю, что парень непохожий, вот и все, – стоял на своем дед.

      – Так всем же глянется! Смеялись же! Я даже и то смеялся.

      – Ты маленький ишо, поэтому тебе все смешно. Я вот небось не засмеюсь где попало.

      Со взрослыми дед редко спорил об искусстве – не умел. Начинал сразу нервничать, обзывался.

      Один раз только крепко схлестнулся он со взрослыми, и этот-то единственный раз и навлек на его голову беду.

      Дело было так.

      Посмотрели они с Петькой картину – комедию, вышли из клуба и дружно разложили ее по косточкам.

      – И ведь что обидно: сами ржут, черти (актеры), а тут сидишь – хоть бы хны, даже усмешки нету! – горько возмущался дед. – У тебя была усмешка?

      – Нет, – признался Петька. – Один раз только, когда они с машиной перевернулись.

      – Ну вот! А ведь мы же деньги заплатили – два рубля по-старому! А они сами посмеялись, и всё.

      – Главное, пишут: «Комедия».

      – Комедия!.. По зубам за такую комедию надавать! Пришли домой злые.

      А дома в это время смотрели по телевизору какую-то деревенскую картину. К ним в гости приехала Петькина тетя, сестра матери Петьки. С мужем. Из города. И вот все сидят и смотрят телевизор. (Дед и Петька «не переваривали» телевизор. «Это я, когда еще холостым был, а брат Микита женился, так вот я любил к ним в горницу через щелочку подглядывать. Так и телевизор ихний: все вроде как подглядываешь», – сказал дед, посмотрев пару раз телевизионные передачи.)

      Вот, значит, сидят все, смотрят.

      Петька сразу ушел в прихожую учить уроки, а дед остановился за всеми, посмотрел минут пять на телевизорную