Руина. Михайло Старицкий

привлекало его внимание…

      Между тем странник поспешно уложил свою котомку и, поблагодарив хозяев за радушный прием, вышел со своим проводником из светлицы. Орыся провела его до самых сеней и возвратилась, радостная, назад.

      – Слушай, Остап, а какой у меня дарунок есть для тебя! – защебетала она весело, обвивая его шею руками. – А вот и не скажу! Или сказать? Ну, говори: сказать или нет? – Орыся обхватила руками голову Остапа и повернула ее к себе. – Сказать или нет? – повторила она снова с лукавой улыбкой; но Остап, по – видимому, не слыхал ее слов, брови его были сомкнуты, казалось, он старался припомнить что-то ускользающее из его памяти.

      – Э, да ты и не слушаешь меня! – протянула она изумленно, вглядываясь в выражение лица Остапа. – Ты думаешь о чем-то! О чем же, о чем?

      И так как Остап продолжал молчать, то Орыся произнесла взволнованным, дрожащим голосом, сжимая до боли его руки.

      – С тобою случилось что-нибудь страшное?.. Ты не хочешь мне сказать?

      При звуке этого испуганного голоса Остап ласково улыбнулся и нежно прижал ее к себе.

      – Нет, нет, голубка, ничего, ничего. А только эти глаза, – он посмотрел вслед ушедшему страннику и досадливо потер себе лоб рукой, – и где я их виде;!? Вот видел где-то, а вспомнить не могу!..

      Выйдя из хаты Остапа, нищий направился, прихрамывая и опираясь на руку проводника, к выходу из верхнего замка. Отсюда они спустились в нижний город Чигирин. По улицам города сновало много народа, казаков, мещан и набившейся сюда во время военных действий шляхты. Потолкавшись всюду, послушавши во всех местах, о чем говорят и шепчутся люди, странник направился к городским воротам. К выходу его из города не представилось никаких препятствий, и через четверть часа он уже ковылял по широкой дороге, пролегавшей от Чигирина до Киева.

      Отойдя на значительное расстояние от города, странник оглянулся по сторонам: на дороге не видно было ни одной души.

      – Ну, – произнес он, обращаясь к своему провожатому, – теперь времени терять нельзя. Гайда в лес, да поскорее! Ха – ха! Дело сделано, теперь уже осталось безделье!

      С этими словами он оставил руку мальчика, и оба торопливо зашагали по направлению к лесу, видневшемуся на краю горизонта. До леса было, по – видимому, не менее пяти верст, но путники бодро шагали, не показывая признаков утомления.

      – А здорово таращил на пана дядька очи тот казак, – обратился к страннику мальчишка, – словно припомнить что-то хотел.

      Нищий усмехнулся в бороду:

      – Д-да, ну не желал бы я, чтобы на этот раз ему память помогла.

      – У меня даже мурашки по коже побежали.

      – Хе, струхнул и я… Одначе ты, малый, того, потише, а то смотри, как бы нас с тобою не подняли туда, откуда я тебя спустил. Здесь и ветер ведь разносит слова. А стоило только тому здоровому дурню протереть лучше свои буркалы… Ну, сам понимаешь…

      Мальчишка, действительно, был, по – видимому, способен понимать все с полуслова.

      – Небось! Своя шкура тоже дорога! – произнес он с наглой усмешкой.

      – То-то