Ледяная река. Ариэль Лохен

в шею.

      – Боюсь спрашивать.

      – Ничего настолько драматичного, как полуутопленник и труп, но на пути домой я видела лису.

      – Кажется, я слышал лисий лай.

      – Мех у лисы был черный, не рыжий.

      – Значит, серебристая. Редкая порода, их называют призрачными лисами.

      – Ну, как по мне, в ней нет ничего призрачного. Выглядела вполне реальной. Я ее встретила на холме по пути к южному пастбищу. Возле дуба.

      Я замолкаю, чувствуя себя как-то глупо, но Эфраим кладет руку мне на талию, побуждая рассказывать дальше.

      – Понимаешь, утром, когда я заходила к Коулману, там были два траппера. Они обсуждали эту лису. А когда я подошла к дому, она меня ждала, – разве это не странно?

      Он ничего не говорит.

      – Они знают, что эта лиса тут, – говорю я ему. – Они на нее охотятся.

      – На частной земле это называется браконьерством. Я буду держать ухо востро. Они наверняка вернутся.

      – Думаешь, они пойдут на такой риск? Ты же имеешь право застрелить браконьера без предупреждения.

      – Одна серебристая лиса стоит столько же, сколько сорок шкур бобров, милая. А трапперы обычно не слишком придерживаются морали.

      – В этой лисе было что-то особенное.

      – Что?

      – Не могу отделаться от чувства, что она ждала меня.

      – Почему?

      – По тому, как она на меня смотрела. Я гадала, зайти поговорить с тобой или проверить Сэма. А она все смотрела на меня, а потом на дом. Будто Сэм важнее.

      Я бросаю на мужа взгляд, чтобы проверить, не смеется ли он. Не смеется – ярко-голубые глаза смотрят на меня в упор, на губах ни следа усмешки.

      – Знаешь, я никогда не видел серебристую лису. Во всяком случае, живую. Но если она к тебе пришла, это заслуживает внимания. По природе своей лисы к людям не приближаются. А если спросить вабанаков [2], они тебе скажут, что это знак.

      – Знак чего?

      Эфраим, не снимая руки с моей талии, поворачивается к окну. В него видны только прямоугольник леса и сугробы, но он напряженно вглядывается.

      – Индейцы верят, что лисы появляются только в моменты большого смятения. Что они выступают как проводники.

      – А ты? Ты в это веришь?

      – Я верю, – говорит он осторожно, – что у тебя было странное утро. И что отмахиваться нельзя ни от чего.

* * *

      Там индейцы.

      Я ахаю и резко выпрямляюсь, будто укушенная, хотя укусила меня разве что мысль. Мелкие детали связываются воедино, цепляясь одна за другую, и в голове у меня складывается версия.

      В Хэллоуэлле прекрасно известно, что Ребекка Фостер часто общается с вабанаками, – она так привыкла в детстве, ее приучили родители, державшие приходскую школу в Массачусетсе. Они придерживались прогрессивных идеалов – обучать местных, добиваться сотрудничества между двумя культурами, и Ребекка сохранила привычку держать для них дверь открытой с тех пор, как несколько лет назад переехала с мужем в наши места. Вабанаки часто приходят в дом пастора. Но, как и в большинстве вещей, связанных с Ребеккой Фостер,

2

Конфедерация индейских племен на северо-востоке США и юго-востоке Канады.