Нерон. Блеск накануне тьмы. Маргарет Джордж

после планировки нового Рима упоения, и я чувствовал себя защищенным от любых сюрпризов. В общем, я согласился пойти с Поппеей.

      Ее покои были почти такими же просторными, как мои, а вот прислуга гораздо многочисленнее, – вероятно, для обслуживания императрицы требуется больше людей, чем для обслуживания императора. Или все дело именно в самой императрице?

      Поппея не любила утренний свет, и потому ее покои располагались в западной части дворца.

      «Я предпочитаю предвечерний свет, – как-то призналась она. – Косые лучи солнца… Ощущение завершенности… Волнение от приближения ночи… Вот что я люблю».

      Солнце поднялось уже достаточно высоко, но, сообразно вкусу Поппеи, ее покои все еще были погружены в полумрак.

      Как только она вошла в свою комнату, слуги поклонились и раздвинули шторы.

      Ее кровать, устеленная гладкими шелковыми покрывалами с разложенными по ним такими же несмятыми подушками, – настоящий павильон удовольствий, здесь никто не захотел бы терять время на сон.

      Я не отрываясь смотрел на кровать, но рядом было слишком много людей… Впрочем, Поппея, когда у нее возникало желание, легко и без всякого смущения отсылала их из своих покоев.

      Она определенно заметила, как я смотрел на ее ложе, но в то утро не была расположена разделить его со мной. Вместо этого она прошла к туалетному столику, на котором были расставлены флаконы и баночки самых разных форм и размеров – настоящие сосуды красоты, выполненные из серебра, тонкого стекла и алебастра.

      Поппея взяла зеркальце и критически посмотрела на отражение своего лица.

      Я подошел к ней со спины и увидел свое отражение.

      – Картина была бы лучше, если бы в этой комнате было больше света, – заметил я.

      – А может, мне это и не нужно, – откликнулась Поппея. – При другом освещении я могу увидеть то, что мне не понравится.

      Я обнял Поппею и зарылся лицом в ее волосы:

      – Такого не может быть и никогда не будет.

      Но она продолжала смотреться в зеркало, недовольно хмурясь.

      – Раньше этого не было.

      – О чем ты? – не понял я.

      – Вот эта морщинка… – Поппея легко прикоснулась к коже возле губ.

      – Ну, если отказаться от еды и вообще забыть о том, чтобы открывать рот, морщинки точно не появятся, – усмехнулся я.

      – Раньше их тут не было, – упрямо повторила Поппея и положила зеркальце на туалетный столик. – Помнишь, я говорила, что хочу умереть до того, как моя красота потускнеет?

      – Она не потускнеет. – Мне совсем не нравилось, куда повернул наш разговор.

      – Мне тридцать два года, – вздохнула Поппея. – Время берет свое. Я вижу…

      – Хватит! – решительно прервал ее я. – Ты зациклилась на этой идее. Не перестанешь об этом думать, сама накликаешь то, чего так боишься.

      – Тебе легко говорить, тебе всего двадцать шесть!

      – Будь это в моей власти, я легко поменял бы свои двадцать шесть на твои тридцать два. Меня никогда не волновала наша разница в возрасте. Для меня ты – богиня,