О котах и людях: О маках и пижме. Книга 1. Марина Аницкая

подошла и погладила его по голове.

      Эльфин отнял руки; лицо у него было бледное, чеканное в темноте.

      Он поцеловал ее в ладонь.

      – Керри, я… Мне нужно побыть одному. Пожалуйста.

      – Все хорошо? – спросила она.

      Эльфин улыбнулся одними губами. Поднял ее на руки, как ребенка, и вынес в гостиную. Усадил на софу и подоткнул подушку ей под локоть.

      – Я ненадолго.

      Керидвен кивнула и прикусила палец.

      Эльфин поцеловал ее в щеку и скрылся в спальне. Тяжелые двери захлопнулись бесшумно.

      Керидвен обхватила колени. Внутри ныло – будто кто-то намотал жилу на палец и тянет, тянет, тянет. Где-то внутри пустого дворца тикали часы. Невозможно было так сидеть, невыносимо. Что он там делает, за закрытой дверью? Что там происходит?

      Она не выдержала, подкралась и стала прислушиваться. Ничего не было слышно. Она приложила ухо к двери – ничего, только гладкая деревянная створка вкусно и тревожно пахла кедром – как от Эльфина иногда.

      Ну же. Ну же, ну же, ну же. Как ты там? Открой. Откройся.

      Я твое море. Ты мой берег.

      Откройся мне.

      Изнутри раздался грохот. Керидвен вскрикнула и ворвалась внутрь.

      Эльфин лежал на ковре и страшно кашлял. Керидвен упала перед ним на колени.

      – Что с тобой?!

      Он попытался подняться и закашлялся. Из легких полилась вода. Он весь был мокрый, как мышь – посреди гостиной, посреди дворца, посреди парка. Вода стекала по светлым волосам, по рубашке, облепившей гладкие плечи, и расплывалась на ковре темными пятнами.

      – Что со мной… Кто со мной… Стикс и Лета! – Эльфин беззвучно засмеялся.

      Керидвен с трудом перевернула его на спину.

      – Тебе плохо?

      – Мне? – он опять закашлялся в рукав. Поднял ладонь и погладил ее по щеке. – Нет. Мне хорошо.

      Он опять засмеялся, и Керидвен стало страшно.

      Во сне Эльфин ворочался и вздрагивал. Керидвен прижимала его голову к груди, стараясь успокоить; Эльфин просыпался, бормотал извинения, она закрывала глаза – и, стоило ей задремать, тут же начинал задыхаться. Все начиналось заново. Керидвен удалось задремать только под утро.

      Когда она проснулась, она была одна. Керидвен отдернула полог.

      Утренний свет уже залил комнату – так ярко, что на глаза набежали слезы. Солнечные пятна плясали по позолоте – лепным потолкам, изгибам кресел, ножкам мебели.

      Керидвен потерла глаза и подошла к окну.

      Внизу, на зеленой траве, раскинув руки в стороны и запрокинув лицо в небеса, стоял Эльфин, нагой и неподвижный, как золотая статуя. Керидвен вгляделась. Эльфин никогда так не делал раньше – или она не видела. На солнце набежало облако; блестящий луч пробежал по гладкой спине, по неподвижным мускулам – и тут будто кто-то невидимый дернул Эльфина за руку, и он рухнул в сторону и покатился по земле.

      Давно, в детстве, Керидвен видела, как кот, гоняясь за мышью в сарае, влетел в пустой мешок – и комок ткани начал метаться