Пушки царя Иоганна. Иван Оченков

государь, – поднимается с места Романов.

      – Говори, Иван Никитич!

      – Слышно, в курских землях разбойники озоруют, – начинает он издалека, – а на воеводах много всяких служб лежит. Может, было то, в чем его обвиняют, а может, и не было! Может, он прибытков казне ради своевольничал, а может, дознание чинил над теми, кто татей укрывает, и подати тут вовсе и ни при чем. Разобраться надо бы.

      – Уж не прикажешь ли, боярин, мне ехать в Курск да расследовать сие? – немного насмешливо говорю я.

      – Да зачем же тебе? – нимало не смущается тот, – разве мало у тебя слуг верных! Пошлем стольника какого, вместе с сыщиками, да пусть и разберутся на месте. Коли воевода виновен, так и привезут его в цепях на суд. Коли не виновен, так пусть сыщут, кто на него клепает, и тоже доставят!

      – Это все хорошо, Иван Никитич, а только что с податями делать? Сам, поди, знаешь, нет денег в казне! Хоть опять пятину собирай.

      – Что тут сделаешь, государь, – тяжко вздыхает Романов, – по старине надо!..

      – По старине! – тут же начинают поддакивать бояре, потому что «по старине» для них все равно что бальзам на душу.

      – И что, все с тем согласны?

      – С мудрым словом как не согласиться! – с притворной улыбкой восклицает Лыков, и с ним дружно соглашаются сидящие на скамьях бородачи в горлатных шапках.

      – А что там в старину-то решили об сем предмете?

      – В семь тысяч пятьдесят седьмое лето Господне от Сотворения Мира,## – начал постным голосом дьяк Обросимов, – по повелению благоверного и всемилостивейшего государя Ивана Васильевича для исправления по старине судебника был созван Земский собор. На коем решено было, что подати во всех городах, посадах, волостях и погостах, не исключая и удельных, будут собирать старосты и целовальники, коих надлежит выбрать из числа местных жителей, и со всеми областями заключить уставные грамоты, дабы управлялись без царских наместников и волостетелей.

      ##7057 год от СМ – 1549 от РХ.

      – Что, правда? – округляю я глаза, – интересные обычаи были в прошлом! Хотя по старине, так по старине. Быть по сему! Ты чего-то сказать хотел, Борис Михайлович?

      Боярин продолжает стоять посреди палаты, как громом пораженный, то краснея, то бледнея – и я про себя надеюсь, что болезного хватит удар. Однако чаяниям моим сбыться не суждено, и князь Лыков справляется с волнением.

      – Надежа-государь, – начинает он тихим голосом, – мудрость твоя велика, и не нам, сирым и убогим, обсуждать твою волю. Однако же, хочу напомнить, что по решению собора не должно тебе жаловать вотчинами иноземцев, не состоящих в подданстве твоего царства.

      Этот момент сценарием не был предусмотрен, и я не без интереса слушаю боярина. Впрочем, слушаю не я один. Думцы, духовенство и даже земцы жадно внимают ему, и лица у них, скажем так, не слишком благожелательные.

      – Ты кого-то конкретно в виду имеешь? – нейтральным голосом интересуюсь я, тщетно пытаясь сообразить, о чем он говорит.

      – Да про деревеньки под Тулой я речь