Круги по воде. Аркадий Адамов

схватить такси, и вообще, им пора заходить в вагон, потому что поезд скоро тронется… Виталий плохо её слышал.

      А Игорь говорил, что почему-то задерживается Светлов. И это тоже беспокоило Виталия.

      Но тут к ним подошёл незнакомый человек, показал удостоверение и сообщил, что Светлов задержался на задании, обстановка там неожиданно осложнилась и подполковник Коршунов приказал им ехать пока одним. Светлов приедет позже, а может быть, приедет и сам Коршунов.

      Наконец раздался свисток, кругом стали торопливо прощаться. Вагон незаметно тронулся, поплыл все быстрее. Алла стала совсем маленькой, её уже трудно было различить.

      Внезапно Виталий подался вперёд, почти свесился с площадки вагона. Он вдруг увидел, как рядом с Аллой возникла тоненькая белокурая фигурка в синем платьице с белой сумкой в руках. Светка!..

      – Осторожно, молодой человек, – сказала проводница и ворчливо добавила: – Пришла все-таки ваша девушка. Раньше не могла.

      Потом они зашли в вагон, пробрались по узкому коридору до своего купе, закинули наверх чемоданчики и плащи. Игорь, стесняясь, сунул в угол на полку старенькую авоську, которую вручила ему уже на перроне жена.

      – Пирожки, видишь ли, напекла, – проворчал он с нарочитой небрежностью. – Пропадём без её пирожков.

      – Очень хорошо, – рассеянно ответил Виталий.

      В купе находились пожилая, грустная женщина в тёмном костюме и молоденькая, остроносенькая девушка с бойкими чёрными бусинками-глазками и капризными губками, ещё не тронутыми помадой.

      Пожилая женщина что-то сказала, обращаясь к вошедшим, и Виталий не сразу понял, что она просит уступить её дочери нижнюю полку.

      – Ну зачем ты, мама, – возразила девушка.

      – Какой может быть разговор, – ответил Игорь и забросил свою авоську наверх. – Располагайтесь.

      Только поздно вечером, когда затих вагон и уснули внизу обе женщины, Виталий и Игорь вышли покурить в пустой коридор и тихо заговорили о самом главном, о чем в течение всего вечера не проронили ни слова.

      Напряжённо и дробно стучали внизу колёса, мерно покачивался в своём стремительном беге вагон, за окном в непроглядной темноте изредка загадочно мелькали далёкие огоньки, в чёрном небе упрямо плыл вслед за поездом молодой, любопытный месяц, то прячась за облако, то появляясь вновь.

      – …Тут должны быть особые причины, – горячо шептал Виталий. – Это тебе не пьяная драка, не грабёж.

      – Ты все время в плену одной версии. Так не годится. Это может быть и самоубийство.

      – Он неврастеником никогда не был. И паникёром тоже. И трусом. Ты же читал письмо.

      – Не обязательно быть неврастеником. И паникёром. А страх… Это не только у труса. Может, он совершил что-то незаконное или попался на чью-то удочку? Или, наконец, сам он в чем-то запутался? А человек он гордый, самолюбивый. Разоблачение тут может показаться хуже смерти. Нет. Тут все куда сложнее.

      Давно уже в вагоне погас свет, только еле теплилась синяя ночная лампочка под потолком. Неумолчно,