Девочка Грома. Любовь – ненависть. Татьяна Тэя

утыкаюсь носом в спинку кожаного дивана.

      Ну и молчи, зараза, считаешь себя лучше остальных, да? Спас, облагодетельствовал? Теперь что, хочешь, чтобы я в ноги твои кланялась? Или свои раздвинула?

      Это всё проносится в моей голове, конечно. Озвучивать такое не стану. Что я, враг себе?

      Слёзы обиды наворачиваются на глаза. И паника подступает.

      – Как я домой доберусь? – сдавленно спрашиваю. – Я даже не понимаю, где мы находимся.

      – В Лопухинке мы, – вдруг раздаётся за плечом. – Я тебя довезу, не переживай. Через час-полтора выйдем. Надо чтоб мужики разошлись, а то тебя не выпустят. Пусть забудут о твоём присутствии и свалят. А то по рукам пойдёшь, дурочка.

      Точно… я дура. И слышать это от Громова вдвойне обиднее.

      Сегодня Ляля заехала за мной вместе со своим другом.

      – Эм, думала, мы вдвоём поедем, – настороженно спрашиваю, плюхаясь на заднее сиденье белой шахи, чьи дверцы изрешечены круглыми ржавыми дырами, похожими на отверстия от пуль.

      Может, это они и есть? Я уже ничему не удивляюсь.

      – Митька только подкинет. Да, Митяй? – Ляля обнимает его со спины, сидя позади водительского кресла. – У него сегодня много дел, всю ночь бомбит в Рамбове.

      Вообще мы живём в Ломоносове, но местные часто его между собой Рамбовом называет, что пошло от старого названия города Ораниенбаум.

      – Пятница, вечер, всегда активно.

      Впервые вижу этого Митяя, хотя, возможно, он откуда-то с области. Мне не нравится, как он пристально меня разглядывает, оценивающе даже как-то.

      – А это Илона, кстати, – знакомит нас Ляля. – Будущий учитель начальных классов. У меня-то не сложилось.

      – Ну какой из тебя учитель, Ляля, – зыркает Митяй на неё. – Чему ты научить можешь? Пить, курить и трахаться? – Ржёт, словно лось. – Я, кстати, любя, не обижайся. Но не твоё это.

      – Мать говорит, профессия нужна, – тянет Ляля, – хотя её же в первых рядах под зад коленом с завода пнули, когда сокращения пошли. Но она у меня такая… полы мыть не будет, – вскидывает гордо голову. – И я не стану.

      Думаю, а чего такого в полах? Моя, вон, мыла, когда нужда заставила. На ткацкой фабрике с шести до восьми утра убиралась. И меня с собой таскала, потом в школу вела.

      – Ладно, Митяй, едем, хватит базарить, – шлёпает Ляля его по плечу.

      И мы мчимся, по Ленинской, мимо парка, то и дело ныряя из света в темноту, потому что половина фонарей не работает.

      Едем мы довольно долго. Митяй молча подгазовывает. Из магнитолы, проглотившей кассету наполовину, рвётся новый хит. Сегодня душно, днём вообще, будто в бане было, а парни поют про тучи. От дождя бы я не отказалась. А ещё лучше от ливня. Сейчас начало июля, и жара стартанула сразу под тридцать. Ещё и комета эта дурацкая… Поднимаю глаза в небо, но мы на центральном шоссе, и её пока не видно.

      Все новости об этой комете. Кто-то реально ждёт конца света. Хотя мать моя говорит: куда уж хуже?

      Ляля треплется про родаков. Кажется, это её болевая точка.

      – Достали! – завершает коротко. – Хочу съехать от них.

      – Есть куда?

      – Пока