Шалопаи. Семён Данилюк

тем, кем создала его природа, – косноязыким. Слова цеплялись одно за другое в совершенном беспорядке. – На принципиальные рельсы свою бестолковость громоздишь? Хорошо! Распрекрасно! Так вот – мой принцип всегда выше твоего будет. Потому что мой принцип – быть там, где нужно партии! И я тебе его в башку вобью, хотя б и колом! Стал быть, так. Как восемнадцать исполнится, повестку в зубы и – через три дня кругом арш в армию! Всё – я сказал!

      Он решительно набросил капюшон.

      – Не слишком ли круто, Михал Дмитриевич? – прошептал Девятьяров. – Дети всё-таки. Хоть и – сказать по правде – непутевые. Робка наш вовсе от рук отбился. По каким-то общежитиям да трущобам ночует. САМ боится, как бы с наркотиками не связался.

      – В армию их всех надо. В стройбат. Мигом пообчешутся. Армия не таких обломов обламывала.

      Прокурор потряс кулаком, бросил ещё один недобрый взгляд на перетрусившего, не рассчитывавшего зайти столь далеко сынка, и шагнул за порог.

      Девятьяров пролистал бегло протоколы. Убрал в папку.

      – Забираю, – объявил он посеревшему дежурному. – Утром доложу.

      Вышел вслед за прокурором.

      Все взгляды сошлись на потерянном дежурном.

      – Чего уж теперь? Разбирайте, – Яблочков кинул перед собой изъятые документы.

      Вызволенные правонарушители, неуверенно озираясь, потянулись к выходу.

      Робик Баулин первым выскочил на улицу. И тут же угодил в жёсткие объятия поджидавшего Девятьярова.

      – Долго будешь отцовское имя трепать?! – без предисловий рыкнул тот.

      – Да ладно тебе, Димон! – Робик хохотнул примирительно. – С чего вообще базар? Ну, приобнялись со шведами в порядке дружбы народов. Я их вообще агитировал примкнуть к соцлагерю. Почти уговорил, кстати. Если б ухари комитетовские не налетели, может, Швеция уже в Восточный блок вступила!

      – Третий раз за два месяца, считай, из тюрьмы достаю! – Девятьяров сильной когтистой рукой ухватил насмешника, сжал, не жалея, так что тот – против воли – аж взвыл. – Учти, Робка, я не отец, который тебе всё спускает. Подломишь мне биографию, самого об колено прежде переломлю… Думаешь, не знаю, с кем в Москве колобродишь? С билетными спекулянтами!

      Из двери стали выходить остальные.

      – Да отвянь ты! – Робик вырвался. Отбежал, болезненно оглаживая локоть, в сторону. – У вас с папашей свой маршрут, у меня свой.

      Девятьяров, отошедший к поджидавшей «Волге», высмотрел среди прочих Павлюченка, подманил.

      Тот, недоумевая, подошел. Под насмешливым взглядом стянул шляпу.

      – Ты ведь с химкомбината? Из комитета комсомола? – коротко уточнил Девятьяров. – Я тебя запомнил, когда на городском партактиве от молодёжи выступал. Звонко!

      Котька переступил ногами. Бубенчики предательски звякнули.

      Девятьяров с сомнением скосился на брюки.

      – И здесь звонко…

      – Отзвонился, похоже! Меня сегодня в партию, в кандидаты должны были принимать! – хмуро признался Павлюченок. – Теперь уж опа на! От ворот поворот.

      – С