Шалопаи. Семён Данилюк

кульмана, неизменно лежал тоненький потрепанный Устав ВЛКСМ. Под ним – материалы последнего съезда, в котором бдительный Котька не забывал перекладывать закладки. После работы Павлюченок натягивал клеша и спешил к последней любовнице – фотографу по договору Мари Шторм.

      По натуре был он пофигистом и любителем постебаться.

      Сейчас как раз подоспело время торжествовать оборотному лику – назавтра молодого выдвиженца из рабочей среды должны принимать кандидатом в члены КПСС. И это был ключевой шажок. Далее – рекомендация от парткома комбината и поступление в долгожданную аспирантуру. А после – кандидатская степень и возвращение на комбинат с повышением – как мечталось, начальником КБ.

      В дежурной части Зарельсового райотдела милиции в двенадцатом часу вечера всё ещё было нескушно. Длинная скамья, протянувшаяся вдоль зарешёченного окна, от стены до стены, поскрипывала под тяжестью тел. В уголке, съежившись, притулились Поплагуев и Граневич. Подле, у батареи, прикрывшись широченной шляпой, похрапывал Павлюченок.

      В центре же скамьи бузили фарцовщики, доставленные из валютного бара мотеля «Берёзовая роща».

      Угоревший за сутки подменный дежурный, пожилой сельский участковый Яблочков с брезгливой миной разглядывал рапорт, из которого вытекало, что задержанные братались в баре с шведскими и финскими туристами, пили с ними на брудершафт, отплясывали летку-енку, обменивались сувенирами и даже расплатились за коньяк и коктейли шведскими кронами.

      Яблочков недоумевал. Судя по протоколу, двое из них были людьми солидных, в представлении сельского участкового, профессий. Один – со снулыми глазами, то и дело падающий со скамьи, – врач со станции переливания крови Василий Липатов, другой – Марк Забокрицкий – и вовсе, судя по удостоверению, завотделом областной молодёжной газеты «Смена».

      И хоть за связь с иностранцами и фарцовку им, несомненно, грозило увольнение, а может, и уголовное дело, держались они вполне беззаботно.

      Особенно досаждал усевшийся прямо на полу крупный малый с патлами, перетянутыми банданой, пухлыми вывернутыми губами и рыжими ошметками на подбородке.

      – Что? И борода на такой физиономии расти не хочет? – съязвил, заполняя бланк, Яблочков.

      – А это наше с ней дело. А тебе, старлей, за подлые твои слова еще одну звездочку снимаю, – под одобрительные выкрики приятелей «отбрил» патлатый.

      С того момента как фарцовщиков доставили в райотдел, это была уже третья – и последняя – звездочка, которой лишил его патлатый бузотёр.

      – Ай-я-яй! – посетовал Яблочков. – А я-то на повышение рассчитывал. Стало быть, не ходить мне в капитанах?

      – Еще чего? Губы раскатал, жандармюга! Улицы у меня мести пойдешь, – радостно подтвердил патлатый, не заметив, что в запале перегнул палку, – услышав насчет жандармов, двое патрульных сержантов недобро переглянулись.

      – Что ж, горько мне, бедолаге, – поплакался Яблочков и – уже другим