Ковры из человеческой кожи. Мэд Фоксович

обратила внимание на блокнот Кисейского. Удивлению девушки не было придела, когда она поняла, что экспедитор Тайной канцелярии не записывал ее слова, а рисовал их! В считаные мгновения на бересте появилась молодая крестьянка в кружевном фартуке, шагавшая мимо каменного моста с плетеным кузовком кухонной отвари в руках. Глаза протеже округлились, ведь Ольга выглядела именно так.

      – Сильный порыв ветра сбил кухарку с ног, – продолжила Матрена, – тяжелая корзина утянула ее к подножью моста, пока Ольга кубарем катилась по снежному склону. Несколько прохожих заметило это, но они не оказали ей помощи, позже, обосновав это тем, что «она могла справиться и сама».

      Кисейский оторвался от рисунка и посмотрел на злополучный склон, который привел к неминуемой смерти кухарку-Ольгу. Непрекращающийся снегопад пытался это скрыть, но на косогоре все еще был виден широкий след, оставленный человеческим телом, потерявшим равновесие и обреченно катившимся вниз. Михаил прищурил взгляд; несмотря на рассказ Матрены, он знал правду, ведь только недавно говорил с теми самыми «случайными прохожими», обрекшими придворную повариху на гибель своим бездействием.

      Они обе были бедными стряпками, многие годы державшими обиду на Ольгу за то, как сильно она поднялась по карьерной лестнице, оставив их гнить в крестьянской приспешне. Деревню, несомненно, терроризировал серийный убийца, но куда больше ее убивала ревность классов и социальная раздробленность. Завистливые соперницы бросили свою главную конкурентку умирать за право готовить для земского старосты. Сам же староста, усыпанный драгоценностями с ног до головы, окружил себя дюжиной охранников и проклял на риск десятки беззащитных людей.

      Домострой Марева гнил. И гнил с головы.

      Но была еще одна причина, по которой Кисейский прищурил глаза. На широком следе он обнаружил еле заметные отпечатки, проявившиеся только тогда, когда новый снег припорошил холм. Кто-то шагал по шлейфу от тела Ольги, чтобы его собственные следы не были заметны…

      – Спустя несколько минут, – подвела Матрена, – из-под моста донесся крик. Свидетели не обнаружили на поверхности льда ничего, кроме корзины с утварью.

      Не прошло и получаса, как в записной книжке Кисейского возникла новая иллюстрация. Широкоплечий мужчина в высоком треухе стоял напротив темной чащобы, утопая в снегу покалено. В одно руке он держал топор, а через его плечо была перекинута связка хвороста. Михаил опустил берестяной блокнот, но картина почти не изменилась; сосны, усыпанные пластами снега, все так же покачивались на ветру, темнея в глубине леса. Только человек, являвшийся главным действующим лицом его рисунка, пропал.

      Экспедитор с Матреной прибыли к месту бесследного исчезновения лесоруба-Семена, растворившегося в метели у этой чащи третьего декабря.

      Кисейский не мог объяснить этого, но смотря в чащобу сплошных деревьев, подобных слоям театральных декораций, скрывавших арьерсцену от взора зрителя, он чувствовал, как что-то тянуло