Как во смутной волости. А. Кривич

собачка травку удобряет.

      Дорога до райцентра пролетела незаметно. Подъехав к отделению милиции, я оставил дочек в машине, а сам пошел искать участкового. Тот провел меня в кабинет дознавателя, оказавшегося высокой бледноватой блондинкой лет тридцати, судя по виду не хватающей звезд с неба, но старательной, уж эта, если возьмется, доведет дело до суда.

      Усадив меня на стул, дознавательница начала задавать вопросы: как я ударил сына, сколько раз ударил, что при этом говорил? Я добросовестно отвечал, она записывала мои ответы, и картина преступления вырисовывалась довольно неприглядная: без всякой причины набросился на сына, избил его, отобрал и сжег телефон – просто изверг и самодур с неадекватными реакциями. Сын в своем заявлении написал, что я бил его головой о стену, душил, неоднократно избивал и раньше, и он просит изолировать отца от семьи, которая постоянно живет в страхе. Павлик Морозов хренов! Что же за подонка я вырастил на свою голову?

      – Это все ложь, – только и смог ответить дознавательнице.

      – Против вас говорят показания жены и сына, обвинения достаточно серьезные. Чем вы можете их опровергнуть?

      Я лишь понурил голову. Действительно, чем? Двое в один голос меня обвиняют, а я один, к тому же преступник, – ясно, к чьим словам стоит прислушиваться.

      Старательная дознавательница закончила писать протокол допроса, я просмотрел ее записи и расписался.

      – Могу быть свободен?

      – Пока можете. Я вас еще вызову через несколько дней.

      Подойдя к машине, я отправил дочерей за мороженым, сам сел за руль и погрузился в мрачные думы, пытаясь вспомнить, когда же произошел окончательный разрыв в моей семье. Да, видимо, это случилось после моей поездки в санаторий…

      Март 2006 года

      Снег сверкал на солнце самыми невообразимыми цветами, слепил глаза, а голубизна неба заставила бы позеленеть от зависти Борю Моисеева. Я возвращался из отпуска, две недели провел в санатории, подлечил суставы, отдохнул и чувствовал себя прекрасно. Попутный «жигуленок» довез до самого дома, я расплатился с водителем, закинул на плечо сумку и направился к калитке. Во дворе вроде бы все в порядке, дом на месте, однако настроение по мере приближения к крыльцу резко ухудшалось. Опять будет вечно недовольное косое рыло жены, блудливый взгляд и кривые усмешки сына, атмосфера неприязни. Может быть, действительно, бросить все и уехать куда глаза глядят? Много раз мне приходила эта мысль, все более заманчивая, но всегда останавливали дочери. Как я могу их бросить, оставить этой твари, которой, я знаю, нет до них никакого дела? Она всегда думала только о себе. Не могу. И оградить их от ее влияния тоже не могу, пацана уже окончательно изуродовала. А что будет с девчонками? Неужели и они превратятся в ее подобие, и я ничем не смогу помешать? Давно известно, дурное воспринимается значительно легче, чем хорошее, оно не требует никаких усилий, добро же всегда сопряжено с затратой духовных и физических сил, с отказом от удовольствий, борьбой со своими пороками. Пока эта тварь в доме, шансы на воспитание дочерей сводятся