Прядущая. И не прервется род. Наталья Способина

чтоб застыть через время руинами.

      Ты, конечно же, вправе не верить, но просто послушай:

      Те, кто создал его, тоже были когда-то невинными.

      Их мечты воплощались, сплетаясь в тончайшие нити,

      Полотно было ярким, дышало любовью и силою…

      Только близился час: оба солнца застыли в зените,

      И мечты, в одночасье оплавившись, стали бескрылыми.

      Изменили свой цвет, но при этом остались мечтами,

      Просто стало трудней в них увидеть былое величие.

      Мир был создан любовью. Она не ослабла с годами,

      Стала лишь незаметней, другое приняв обличие.

      Глава 3

      Позже, уже в покоях, я вспомнила разговор про Будимира. Попробовала вызвать в памяти какие-то факты о княжеском военачальнике, но это оказалось бесполезным занятием: было непонятно, что из этого я узнала здесь, а что принесла в своем подсознании. Со мной о Будимире не говорили. До сегодняшнего дня случившееся с ним упоминали при мне лишь однажды: во время пира с князем в Свири. И вот теперь выходит, что этот человек, родившийся неизвестно где, знал песню кварских мореходов и говорил, что эта мелодия о его доме. Что, если Альгидрас прав? Вдруг Будимир на одной стороне с кварами? Умер ли он?

      Я опустилась на сундук и сжала голову руками. Когда же начнут появляться ответы?! Хватит уже загадок! Где-то на краю сознания мелькнуло: есть такая правда, которой лучше не знать. Вот только мое время в этом мире было ограничено. Сколько мне осталось? Неделя, месяц? Мысли сами собой вернулись к Миролюбу. Может, мне и не придется обижать его отказом? Может, я просто исчезну отсюда до рокового объяснения?

      К вечеру дождь прекратился, и я выбралась на крыльцо, выходившее в палисадник. В покоях было душно из-за протопленной печи и прикрытых ставней, поэтому теперь я с жадностью вдыхала прохладный влажный воздух, кутаясь в плащ и думая о том, что за весь день так больше и не увиделась с Добронегой. Я пыталась успокоить себя тем, что, вероятно, она провела это время с пострадавшим мальчиком, но в глубине души понимала, что это не так: мать Радима меня избегала.

      Неожиданно за моим плечом раздался голос князя:

      – Не застынешь?

      Я вздрогнула и, оглянувшись, подумала, нужно ли здороваться. Любим понял мою заминку по-своему и повторил:

      – Не застыла бы.

      – Я… тепло оделась, – указала я на плащ и поняла, что в протопленной комнате всяко будет лучше.

      Любим рассматривал меня, хмурясь так, словно собирался спросить о чем-то неприятном. Решив не дожидаться его вопросов, я выдавила из себя улыбку и попыталась проскользнуть в дом.

      – Погоди, – голос князя заставил меня замереть.

      Я боялась князя, и ничто не могло этого изменить: ни благосклонность Миролюба, ни положение его невесты. Я прямо кожей чувствовала антипатию Любима. Словно он был бы счастлив, если бы я исчезла из его дома, из княжества – вообще исчезла. Он, должно быть, радовался, когда Всемила пропала. Зачем же тогда сговорил сына на этот брак?

      – С Миролюбом поладили? – нейтральным тоном спросил князь, цепко глядя мне в глаза.

      Сглотнув, я кивнула.

      – Стало быть, скоро праздновать нам? – тон его был вопросительным, будто от меня