Большие надежды. Чарльз Диккенс

Разве вы не слыхали пальбу прошлую ночь?

      – Там действительно палили, – сказал он сам себе.

      – Я удивляюсь, – продолжал я, – как вы не слыхали, казалось, кому бы лучше это знать, как не вам. Мы слышали пальбу дома, с запертыми дверьми, а мы живем далеко отсюда.

      – Ну, – сказал он: – когда человек один на болоте, с пустой головой, с пустым желудком, умирает с голода и холода, то он, право, всю ночь только и слышит, что пальбу пушек и клики своих преследователей! Он слышит… ему грезятся солдаты в красных мундирах с факелами, подступающие со всех сторон. Ему слышится, как его окликают, слышится стук ружей и команда: «стройся! на караул! бери его!» А в сущности все это призрак. Я, в прошлую ночь, не одну видел команду, окружавшую меня, а сотни, черт их побери! А пальба. Уже светало, а мне все казалось, что туман дрожал от пушечных выстрелов… Но этот человек, – воскликнул он, обращаясь ко мне – все это время он, казалось, говорил сам с собою, забыв о моем присутствии: – заметил ты в нем что особенного?

      – Лицо у него все в ранах, – отвечал я, припоминая то, что едва-едва успел заметить в незнакомом молодчике.

      – Здесь? – воскликнул мой приятель, изо всей силы ударив себя по левой щеке.

      – Да.

      – Где он? – и при этих словах он засунул остававшиеся крохи пирога себе за пазуху: – покажи, куда он пошел. Я его выищу не хуже гончей, и доканаю. Только вот проклятая колодка! Да и нога вся в ранах! Давай скорей напилок, мальчик!

      Я показал, по какому направлению скрылся в тумане незнакомец. Мой приятель только поспешно взглянул в ту сторону, тотчас же кинулся на мокрую траву и стал, как сумасшедший, отчаянно пилить цепь на ноге. Он не обращал внимания ни на меня, ни на свою бедную, окровавленную ногу; несмотря на то, что на ней виднелась страшная рана, он перевертывал ее так грубо, как будто она была столь же бесчувственна, как напилок. Я начинал опять бояться его, видя, как он беснуется, к тому же, я боялся опоздать домой. Я сказал ему, что мне нужно идти домой, но он не обратил на меня внимания, и я почел за лучшее удалиться. Последний раз, когда я обернулся посмотреть на моего приятеля, он сидел на траве с поникшей головой, и без устали пилил колодку, проклиная по временам ее и свою ногу. Последний звук, долетевший до меня с батареи, был все тот же тревожный визг напилка.

      IV

      Я вполне был уверен, что в кухне найду полицейского, пришедшего за мною; но не только там не оказалось никакого полицейского, но даже не открыли еще моего воровства. Мистрис Джо суетилась, убирая все в доме к праздничному банкету, а Джо сидел на ступеньке у кухонной двери; его туда выпроводили, чтоб он не попал в сорную корзину, что всегда с ним случалось, когда сестра моя принималась чистить наши полы.

      – А где ты чертёнок шатался? – сказала мне сестра, вместо рождественского приветствия, когда я, с своей нечистой совестью, предстал пред нею.

      Я отвечал: «что ходил слушать, как Христа славят».

      – А, хорошо! – сказала мистрис Джо. – Ты бы, пожалуй, мог делать что и похуже.

      Я вполне был с этим согласен.

      – Если б я не была женою кузнеца и, что