Хождение за два-три моря. Светослав Пелишенко

не пью, вредно.

      – Совсем не пьешь? – уважительно спросил Сергей.

      Трезвенник обиделся.

      – Совсем – так не бывает. Матери обещал…

      Мне показалось, при этих словах Саши Даня украдкой ухмыльнулся.

      В подвальчике царила прохлада, развешанные по стенам сети прикрывали узор из раковин мидий. Экипаж не спеша прихлебывал из кружек – и приглядывался друг к другу.

      – Вот вы – физики, – вдруг решительно сказал Саша. – Объясните: почему в горах холодно?

      – Ну… потому что высоко. – Честно говоря, я немного опешил.

      – Нет, это мы знаем: лучи солнца нагревают землю, а потом уже от земли – воздух. А склоны гор лучи тоже ведь нагревают!

      Пришлось объяснять подробно. Сергей помогал. Даня сначала заинтересовался, но очень скоро отвлекся, зевнул…

      – Ше за дела? – пробормотал он, когда речь дошла до температурного распределения Больцмана.

      «Ше» вместо «что» Даня произносил с тем смачным акцентом, который присущ, по мнению москвичей, всем одесситам. Саша был неумолимо последователен.

      – Вот теперь ясно, – наконец сказал он. – Так я про это и читал.

      – Ты что ж, проверял нас?! – вскипел Сергей.

      Я невольно засмеялся. Пивной диспут имел свой смысл – как часть путешествия, этап знакомства с попутчиками. Пока что Даня представлялся мне довольно милым разгильдяем, с ним будет легко, а вот Саша… Кстати, когда мы выходили из бара, он объявил:

      – Подождите. Мне позвонить нужно… матери.

      При этом покраснел, и почему-то снова по хитрому лицу Дани пробежала усмешка.

      А потом наконец мы познакомились и с Очаковом. Музей Суворова располагался в бывшей церкви. Церковь, в свою очередь, была переделана из мечети после Кинбурнской виктории, а теперь над ее куполом виднелся флюгер, на флюгере – звезда. Сам Александр Васильевич – сухонький, на невысоком постаменте – зажимал рукой рану на боку. Другой рукой он указывал в сторону косы, где двести лет назад шел бой. Сорок лет назад с помощью азиатской хитрости, похожей на суворовскую, на косу был заманен и разгромлен десант немецкий. В музее были составлены в пирамиду кремневая «фузея», трехлинейка и карабин. Недалеко от бронзовой пирамиды ядер с орлом на вершине – памятника бригадиру Горичу – стоял на мостике броненосца лейтенант Шмидт. Это был Очаков большого славного прошлого.

      И был современный Очаков, зеленый и провинциальный, центр небольшого хлеборобного района, город рыбаков. Под заголовком местной газеты отмечалось, что она «під час жнив виходить щодня». Стенд рыбозавода обещал увеличить выпуск продукции на пару тысяч «условных банок». Поверх заборов на улицы переваливалась тучная зелень, и шлепались на тротуар переспелые вишни.

      – Не похоже, честно говоря… – задумчиво сказал Сергей.

      – Что «не похоже»?

      – Что какие бы то ни было грядущие времена вторично назовут «очаковскими»…

      Странна вообще судьба этих городов – Азова, Очакова, Измаила, Аккермана. Когда-то это были ключи к морю, крепости,